Флибустьер Изя

Прилетев с Евлах, мы, конечно же, никого там не застали. Никто нас там не ждал. Про Изю никто не слышал. Я не знал, что делать. Палило солнце. Мы прилетели из весны и слякоти. А здесь - жара, сушь, чистое небо и колючки на аэродроме. Миша появился к концу дня. Было жарко, но он был в длиннополом, черном кожаном плаще. Он приехал на кавалькаде из нескольких машин. Его соплеменники кружились около него, как вокруг атамана (главаря) . Он выглядел здесь совсем другим. Лицо было хищным и властным. Он распоряжался своими пиратами на своем языке, и было видно, что его слушаются беспрекословно. Я совершенно не понимал их речи. Изя был здесь свой и не просто свой, он был здесь главный. Иногда кто-нибудь из его окружения хитро смотрел на меня и подмигивал. Я лишь мог по-дурацки улыбнуться в ответ.

 

Меня забрали, а экипажу было приказано ждать загрузки. Командир самолета начал объяснять, что есть график, и что скоро надо бы вылетать, его ждут в Кирове. На что Изя ему сказал: «Не волнуйся, улетим в срок, скоро приедут машины». И что-то на своем добавил начальнику аэропорта. Тот суетливо закивал. Мы уехали. Никакие машины с фруктами были не готовы. Эти фрукты еще никто и не начал собирать. Даже какие фрукты везти, Изя не знал. Он пригнал самолет, а там будь что будет. Все равно чем-нибудь загрузится – была его логика. Потом я понял, что начальнику аэропорта он велел самолет не выпускать без его, Изиной команды. Мне было это дико. Гнать самолет на край света, даже не зная чем его загрузишь. А самому ехать на машине чуть его впереди. Уже тогда в Чечне безобразничали. Я Изю спрашивал: «А если бы ты не успел к самолету. Могла сломаться машина. Мог задержаться в Волгограде. Мало ли что. Ты же приехал даже позже нас». Он хитро улыбался и говорил, что у него все рассчитано. 

 

От аэропорта до Барды, где жила семья Изи, было неблизко. Мы ехали мимо арыков с мутной водой, сухих полей.

 

Меня поместили на ночь в какой-то дом на краю аула. Звездное, южное небо светило надо мной, качался лодочкой месяц, и где-то на краю села заунывно звучала арабская мелодия. Кто оказывается первый раз в арабской стране, да еще в селе, где сохранены традиции Тамерлана и Навои, без инструктажа рискует попасть в хитрые ситуации. Например, вы приходите в туалет, а там под вами течет ручеек. И рядом стоит кувшинчик с изогнутым носиком. Бумаги, конечно, нет. Что с этим делать – непонятно. Одно слово Восток. Пока я трескал, впервые в жизни спелый инжир и бегал в то место, что называется туалетом, пират Изя собрал аул на совещание. Чем самолет грузить, догадался я. Но мне было не до них. У меня была своя проблема.

Наутро началась заготовка фруктов для загрузки. В свое время мне Изя объяснял, что он просто выставит машину посреди села, и селяне принесут фрукты из своих садов. И я думал, что так и будет. Каково же было мое непонимание, когда грузовая машина, на которой мы ехали с Изей заехала в сад, на вывеске которого было четко написано, что это сад колхозный. Никаких документов на заготовку в колхозном саду у нас, конечно же, не было. Когда я попросил Изю оформить хоть какие-то документы на сбор урожая, он засмеялся и сказал, что председатель колхоза в доле. «А если придет участковый?», - не унимался я. «А участковый будет нам помогать собирать и даже немного заработает на этом». – Отвечал Изя. Пираты просто обобрали колхозный сад алычи. В него заехало несколько машин, и его обтрясли. Алыча была кислая, не созревшая, но Изю это совсем не интересовало. Он был убежден, что хмурый север после долгой зимы будет рад любым витаминам. Мне было дико. Так запросто обобрать государственное добро?

 

Я помню свою работу в колхозе. Там тоже воровали, но немного и тайком. «А здесь вывезли урожай целого сада среди бела дня. И я в этом участвую. О Боже, – думал я. - А если потом спросят, кто воровал?»- А то, что это воровство, я не сомневался. У меня душа уходила в пятки. Я - кандидат в члены КПСС - участвую в этом, это же кошмар. Я кричал Изе, что не желаю в этом принимать участие. Он в ответ только смеялся, а его головорезы вообще не понимали моей речи, они весело что-то лопотали на своем языке и хлопали меня по плечу. «Наверное, сопереживают мне, - думал я, - Этот бандит с большой дороги и их заставил работать на себя», - злился я на Изю за то, что он втянул меня в откровенный грабеж. «Нас всех посадят,- думал я. - И зачем я в это ввязался. Болван. Приключений захотел. Экзотики». Еще я был вынужден ежечасно бегать в кусты. По дороге в кусты я выстраивал логику своих показаний в суде. «Граждане судьи, я был ни при чем, я даже не догадывался, что делают эти басурманы, – говорил я себе. - Интересно, а где меня будут судить в России или здесь. А если в России, то, как узнают, что я тут делал?». Колхозный сад благополучно обобрали, и машины в сопровождении бесшабашных пиратов поехали грузить корабль и готовить его к отбытию в дальние страны.

 

А меня Изя повел в гости к местному учителю русского языка и литературы. «О, наконец-то,- думал я, - можно будет поговорить с приличным человеком. Хоть отдохну от пиратских рож”. К моему великому удивлению учителем русского языка и литературы оказался местный бай. Он был самым богатым человеком в селе, и в его саду работали ученики вместо того, чтоб постигать глубины великого и могучего.

 

Бай – учитель по-русски говорил плохо, он лишь улыбался такой же дурацкой улыбкой как я. Зачем меня к нему привели, я не понял. Мне Изя потом объяснил. «Я ему сказал, что ты очень богатый русский и прилетел на своем самолете. Пусть меня уважает». «О. Боже»! – только и подумал я.

Перед отлетом я, немного успокоенный, спросил Изю, а почему так понимающе ко мне относились его товарищи. Они что, тоже как и я не хотели воровать? Изя рассмеялся и сказал, что они просто пытались меня поддержать. Это же нелегко каждые полчаса бегать в кусты.

 

Когда мы улетали, то день был уже позади. И я думал, что все мои страхи окончились. Но не тут-то было. Оказывается, Изя перегрузил самолет. И надо ждать позднего вечера, а то можно не взлететь. «Как не взлететь? Думал я. А зачем рисковать? Может разгрузить»? Но летчики истомившиеся ожиданием в однообразной степи Азербайджана, да к тому же получившие от Изи дорогие подарки, решили, что взлетят и с перегрузкой. Лишь бы температура опустилась ниже. «Опустится», - гарантировал им Изя. «Конечно, ему все равно. Он остается », – думал я. 

 

В течение всего дня у меня было чувство, что обворовывают не колхозный сад, а меня. Что-то уходило из меня. Я сегодня очень Изе благодарен за тот грабеж, хотя конечно никаким грабежом это не было. 

 

Когда мы улетали у меня не было никакой обиды против Изи.

 

Потом пройдет три года, и я стану таким же бесстрашным приатом.

 

Он потом появился ровно через три года. Он меня ни в чем не упрекал. Деньги мы не получили. Про себя он много рассказывал. Я не знаю, все ли это было правда. Но я видел, как он решает вопросы, он всегда находил неожиданное решение. Он был, бесспорно, талантлив. Он часто говорил, что не боится бандитов, так как он их хитрее.

 

Как то он дал мне на сохраниение свой пистолет. Я выстрелил случайно, чуть не убил товароведа, который сидел за ящиками сзади. Он прибежал и кричал на меня, но единственное что он мне сказал обидного, так это то, что он ненавидит мой палец.

 

Я научился у него тому, что не надо верить человеку, если он что-то не сделал и убеждает, что не смог. Всегда можно сделать вид, что не получилось. Это очень удобно, не смог и все. Мол, прости, не получилось, старался. Сам он никогда лишнего не обещал. А если обещал, то это железно. Можно было знать, что будет так, как он обещал. А если срывалось, то я мог быть спокоен, это значило, что достигнуть невозможно. И если на него кто-то полагался, и не получалось, то он возмещал всегда сторицей. Сам же он старался так организовывать дела, чтоб не быть полностью от кого-то в зависимости. Он рассуждал примерно так. Человек мне пообещает, а может не смочь. А я буду на это рассчитывать. Так что я всегда закладываю, что может где-то сорваться и думаю о своих действиях. Поэтому для меня многое не является совсем неожиданным.

 

У него была мечта построить дом для писателей и поэтов в Баку. Он заложил сразу несколько домов. Один из его домов был в горах. Он хотел, чтобы там был женский приют. Он хотел бы в обществе женщин встретить старость. И всем своим женщинам он рассказывал о своей мечте. Мне до сих пор непонятно, почему многие женщины мирились со знанием того, что у него много жен. Я думаю, это связано с тем, что он их всех искренне любил. Как это ни удивительно, но я в этом даже убежден. Видимо им так недоставало искренней любви, что его умение любить их, заботиться, говорить комплименты, совершать для них безумные поступки искупало все его прочие недостатки. В том числе и такой мелкий недостаток как другие женщины. К тому же, а вдруг это его бахвальство, ведь рядом другой женщины нет, а сегодня он весь здесь, и весь ее. Надо заметить, что ни одну свою женщину он не оставил. Каждой он помог. Кому то деньгами, кому-то состояться, но не бросил никого. Я был свидетелем того, как он прилетел с другого конца страны решать проблемы одной своей женщины. Я берусь утверждать, что он был благородный человек и благодарный. И больше всего он ценил свое время. Я не знаю, где он взял фразу Сенеки, но он часто повторял, что только время не вернет даже знающий благодарность. Он был крайне независим и очень болезненно переносил покушения на свою свободу и независимость.

 

Мне кажется, что, родись он в другое время, он был бы философом. Не кабинетным философом, а тем, кто использует философию как науку жизни и мудрости. Некоторые его притчи я помню наизусть. Когда я его спрашивал: «Миша, а ты не боишься мне доверять», то в ответ он рассказывал такую притчу. «Жил в нашем ауле один тренер, Это был очень мудрый, опытный человек. И много он подготовил борцов и ценил он больше всего благодарность. Он учил не только бороться, но и жить. И все его ученики были ему благодарны и с радостью он принимал их благодарность. Но один из его учеников стал везде говорить, что он сильнее и опытнее своего учителя. Он так бахвалился, что дошел до того, что вызвал своего учителя на поединок. И учитель согласился. Вышли они. И применил ученик все свои приемы, которым научил его учитель. Он отразил все приемы учителя. Но вдруг учитель применил прием, которому его он не учил. И поверг зазнавшегося ученика. Тот встает обиженный и говорит, но ты же не учил меня этому, а говорил, что научил всему, что знал. И ответил ему учитель: Дурачок, я за то время, что прошло после тебя, научился многому. И научил я тебя в свое время лишь тому, что вспомнил, и лишь тому, чему ты был способен научиться». Поэтому, говорил, Изя, я не боюсь, что ты меня кинешь Доверять опасно, но еще опаснее не доверять. В другой раз говоря про благодарность и как ее можно измерить и вернуть он рассказал такую притчу. «У нас в деревне жил очень пожилой человек и у него был взрослый сын, который занимал большой пост в городе. И обиделся чем-то сын на отца. Не приезжал, забыл отца. Сыну напоминали, что нехорошо не отдавать долг родителям. И решил сын отдать долг, но по-своему. Гордый был, глупый. Приехал к отцу и говорит. Отец я тут посчитал сколько ты на меня потратил времени перевел это в деньги, прибавил то что ты мне давал во время учебы и я привез тебе деньги. Отец не обиделся. Он внимательно выслушал сына, проверил весь расчет сына, согласился с ним. И говорит, что он согласен с расчетом, но есть одна деталька. Знаешь, сынок когда ты был грудным ребеночком, мы жили в горах и у тебя заболела твоя маленькая пипа. Лекарств не было и я ходил выковыривал в ущельях то, что остается от горных орлов, пережевывал это, а потом брал твою пипу в рот и держал ее. Ты выздоровел, сынок. Вот ты подержи столько же мою пипу, и мы будем в расчете».

 

Он представлялся мне бесстрашным пиратом стоящим на палубе своего брига, хищно вглядывающимся вдаль в поисках добычи. Его любили женщины, и он им отвечал взаимностью. В каждой женщине он умел находить что-то особенное, отличающее ее от других.

 

Многие притчи он придумывал сам, но рассказывал как будто про хорошо знакомых ему людей. 

 

Он уехал на Восток, то ли в Читу, то ли… Там, с его слов, ситуация как у нас много лет назад. Он постарел, отяжелел, облысел и у него выпали волосы, он стал совсем лысым и стал совершенно похож на абрека.