Выбраться из колеи

Если вы хотите получить один уникальный продукт, закажите его русскому. А чтобы получить десять одинаковых -  закажите кому угодно, только не русскому. Эту фразу американского менеджера в своих лекциях профессор МГУ Александр Аузан часто приводит в качестве примера того, на чем мы можем специализироваться на мировом рынке. Космос, компьютерные игры, производство высококачественного “человеческого капитала” - вот наш конёк. Но чтобы сделать его действительно нашей сильной стороной и использовать себе во благо, нам нужно выбраться из колеи, которая неуклонно тащит нас вкладывать деньги не в развитие, а в сиюминутные проекты и обязательства. Аузан рассказал о своем видении будущего России на полтора десятка лет вперед в разных сценариях на форуме “БиоКиров - 2015”. “Бизнес Новости” представляют часть этой лекции вашему вниманию.

Телевизор побеждает холодильник

Социальное государство — очень хорошая штука, но дико дорогая. Ее может позволить себе в современном мире, пожалуй, только Германия. А мы фактически решениями 2008-2009 года сформировали долгосрочные отношения, на которые у нас нет денег. Что делать в этих условиях?

В 2014 году произошел серьезный сдвиг. Крымская политика, ужесточение внешнеполитического курса — это серьезнейший поворот в отношениях между обществом и властью России. Почему он произошел? Был ряд причин. Во-первых, не было денег на продолжение прежних отношений. Кризис региональных бюджетов начался с 2013 года, если не раньше. Пенсионная система уже перестала сходиться, и началось сворачивание накопительной части. Начали сжигать институты ради сбалансированности годовых бюджетов. Замедление, стагнация — чем это компенсируется? Компенсировали расширением пространства — Крым, Абхазия, Арктика. Но мне кажется, что этот серьезный поворот привел к очень тяжелым проблемам, которые руководство и правительство не знают, как решить. И я хочу поговорить о том, почему это произошло.

Возьмем конец 1950-х, начало 1960-х годов. Это высшая точка в развитии СССР. Я думаю, что это вообще высшая точка, которой достигала наша с вами страна за всю историю. Спутник, потом первый космонавт. Нобелевские премии. Куба как социальное признание образа СССР, притягательного для очень многих стран. Подвижки в искусстве - «Летят журавли», Стругацкие и так далее. Что плохо? А населению тяжело жить. Экономика дефицита. В социально привлекательной стране есть скрытая язва, которую все труднее скрывать. Композитор Никита Богословский уже в 1960-е годы сказал: Когда иностранцев спрашивают, что вам нравится в нашей стране, всегда говорят: Ваши люди. Потому что больше-то в стране ничего нет. И эта экономика дефицита возрастала. Поэтому когда мы смотрим назад на Перестройку и революцию 1991-93 гг., создавшую новую Россию, надо понимать, что это была скорее всего не либеральная и не демократическая, а антидефицитная революция. И в этом смысле транзит в общество потребления прошел успешно. Оно по существу сформировалось, причем во всех своих видах и формах. Выбор шире чем во многих европейских странах. Дальше возникает вопрос: хорошо, страну как-то накормили. А помнится, мы были великой державой. Это где? Нельзя ли восстановить это ощущение? И ответ власти был такой: Да, пожалуйста, мы это делаем. Причем, давайте скажем откровенно: с апреля 2014 года за год реальные доходы населения упали более чем на 10%. У нас такого падения не было с начала 1990-х годов. Реальный уровень жизни падает. Увольнения идут. Безработица растет. И что, у нас люди на улицах? Нет. Индексы социального настроения довольно высокие. Консолидация вокруг власти показывает хорошие рейтинги. В чем дело? Фактически сформировался новый социальный контракт. Люди готовы идти на ограничение потребления в обмен на принадлежность к ощущению статуса великой державы. Иногда это описывают фразой, что «телевизор побеждает холодильник». Дальше что? А вот тут очень серьезная проблема. Для того, чтобы этот контракт, этот обмен ожиданиями обеспечивать, нужны либо все время какие-то внешнеполитические успехи и военные победы, а это очень высокий риск. Я хочу напомнить, что СССР имел военный паритет с США. Но СССР при высоких ценах давал до 3% мирового валового продукта, а сейчас у России — 1,7%. Вот это наша экономическая мощь.

Другой вариант: какие-то знаковые проекты. На Марс лететь, Арктику осваивать. Может быть. От таких проектов могут быть даже полезные субпродукты, я бы так сказал. Поэтому я совершенно не исключаю, что в 2016-2017 гг. начнутся инвестиции из того самого резервного фонда правительства в какие-то знаковые проекты. Чтобы они заработали к выборному 2018 году.

Ловушка колеи

Но для того, чтобы сдвинуть страну к лучшему, нужно сдвинуть гораздо более тяжелую проблему (Аузан показывает аудитории слайды с диаграммами, предупреждая, что слушатели их “не видят” до 2 октября, когда они должны быть впервые продемонстрированы в Сочи). Это результаты опросов членов экспертного совета при правительстве России по поводу того, куда надо бы вкладывать деньги и куда будут вкладываться деньги. Эксперты правительства — люди с разными взглядами. Но на первом месте у них идет вложение в человеческий капитал — образование и здравоохранение. На прошлой неделе два экономиста, которые имеют совершенно разные взгляды, высказывали схожие представления о будущем. Сергей Глазьев — была публикация в «Ведомостях» его варианта стратегии, где невиданно большой процент ВВП, по мнению Сергея Юрьевича, должен быть вложен в здравоохранение и образование. И одновременно выступает Алексей Леонидович Кудрин, который говорит о человеческом капитале, как цели нашего развития. Два совершенно разных человека говорят об одном и том же. Вот и эксперты правительства говорят, что надо вкладываться в человека, его развитие. На втором месте — инфраструктура. В оборонно-промышленный комплекс надо вкладываться? Надо, но не так сильно, считают эксперты. А в ответах, как будут вкладываться средства все по-другому. Здесь наименее вероятны вложения в образование и здравоохранение, несколько более вероятны вложения в инфраструктуру — это не только дороги, но и оптоволокно, все виды коммуникаций. И очень вероятны и преимущественно вероятны вложения в оборонно-промышленный комплекс. А почему так? Я называю это «ловушкой колеи». Это главная проблема, которую стратегия должна решать. У нас все время получается так: Правительство и президент провозглашают необходимость вложения в человеческий капитал, в пространственное развитие, в диверсификацию. Как только мы начинаем смотреть реальную динамику, мы идем в прямо противоположную сторону. У нас вырастает сырьевая зависимость. У нас идет концентрация населения. За Волгой население уменьшается — уже не за Уралом, а за Волгой — и падают вложения в образование и здравоохранение. Сейчас драматически падают при секвестре бюджета.

Экономисты, по крайней мере, институциональные экономисты, к которым я принадлежу, считают, что всем крупным экономическим скачкам предшествовало накопление социального капитала. То есть, взрывной рост доверия людей друг к другу. Падают издержки коммуникаций и начинается взрывной скачок. Что у нас? Политическое доверие будет оставаться примерно на этом уровне, доверие правительству и экономическим институтам будет «съедаться» - это понятно, ухудшение ситуации. Но хуже всего, что роста социального доверия никто не предвидит. Это значит, что нам очень далеко до экономического роста.

Мы помним, при переходе к плавающему курсу рубля самый драматический день был не 15, а 16 декабря 2014 года. Когда всеми мерами не удавалось восстановить контроль над курсом. Рушился курс рубля, несмотря на валютную интервенцию, ограничения по продаже валютной выручки, резкое повышение процентной ставки. Мне тоже было страшно 16 декабря. Я написал Эле (Ред. Эльвире Набиуллиной, главе Центробанка): «Держись!» Но было очень страшно, потому что когда не действовали лекарства и идет обвал, мы были на грани потери управляемости в экономике. Была версия, что дело в деньгах, выданных одной компании 10 млрд долларов (Ред. - накануне была оформлена сделка по госкредиту «Роснефти» на 625 млрд рублей), которые выкатились на рынок и сломали его. Теперь я вам скажу, как было на самом деле: да, 10 млрд были даны компании. Только они были даны вне рынка. Центральный банк сделал все правильно. Ничего не попало на рынок. Только рынки не поверили, что регулятор может так справиться с задачей. Вот это фактор доверия в грубом экономическом смысле.

Скучная страна

А вот еще более важная штука — горизонт планирования. Реальный горизонт планирования лиц, принимающих решения сейчас, по мнению экспертов, работающих с правительством, до трех лет. Может быть, удастся увеличить до 5-6, а надо бы на срок 10 и более лет.

Вложения в образование и здравоохранение когда дадут эффект? Может, через 10 лет, может, позже. То есть, для людей, принимающих решение с трехлетним горизонтом их вообще не существует. Вложения в дороги тоже окупаются долго, но строительство чем интересно — там еще всякие процессы происходят, довольно быстрые. Как сказал мне один из руководителей антимонопольного органа России, если в торговом обороте украсть треть, то предприятие рухнет. А если в строительстве треть материалов украсть, то дом как-то будет стоять. Дороги тем более. А в оборонно-промышленный комплекс? Слушайте, там же вообще никто ничего не может узнать. Кроме того, эти вложения несомненно можно оправдать, потому что «республика в кольце фронтов, враги кругом, товарищ». Поэтому если вы принимаете в расчет, что горизонт планирования не больше трех лет, у вас все переворачивается. Мы знаем, что нужно идти туда, а тащит нас в другую сторону. Вот проблема, которую должна решить долгосрочная стратегия.

Можно ли ее решить? Если мы понимаем, в чем проблема, то наверное да. Во-первых, нужно осознать, к чему ведут в образах будущего вложения в те или иные направления. Когда я делал доклад председателю правительства, я сказал: «Дмитрий Анатольевич, я вам могу сказать, как будет выглядеть Россия в 2030 году, если мы будем двигаться на прежнем нефтегазовом тренде. Это будет скучная страна, через которую будет проходить, как писатель Сорокин написал, мощная дорога из Китая в Европу. В стране будет жить гастарбайтеры, менеджеры и охранники. Детей будут срочно отдавать в финскую школу».

А какие существуют возможности? Надо смотреть на крупные потенциалы, мирового значения. И на мой взгляд, у нас их кроме нефтегазового — три. Есть человеческий потенциал.  Можем долго спорить про наше образование, но как только мои ученики уезжают за границу, они там делают очень хорошую карьеру. У нас есть пространственный потенциал. Мы — самая большая страна мира. Это означает, что вообще-то довольно много существует скрытых возможностей пространственного развития. Не только великий шелковый путь, который сейчас обсуждают как коридор Запад-Восток. Это могут быть коридоры Север-Юг. Это может быть трансполярное сообщение. Мы совсем рядом с Канадой и США, с развитыми регионами. Только надо не через Восток и Запад везти, а через полюс. Это может быть Северный морской путь, с сообщением подводными лодками. Это может быть деконцентрация дорог, чтобы не через Москву летать из одного города в другой, соседний город. Есть и военно-технический потенциал. У нас накоплено довольно много вооружения, и мы умеем его производить. Я напоминаю, что у нас гражданские технологии происходили от военных, а не наоборот, как сейчас. Наши самолеты Ту-104 и Ту-134 — это модификации бомбардировщика Ту-16. И транзистор был придуман не для бытового радиоприемника. Да, мы — оружейники. Мы умеем производить оружие всех видов, и у нас его много накоплено. Но картины будущего получаются разные. Когда мы говорим о вложениях в вооружение, это военная сверхдержава. Если мы говорим о вложениях в человеческий потенциал, это, я бы сказал, страна умных людей. А в третьем — самая большая страна мира.
Самая главная проблема в создании стратегии будет, когда нужно будет сделать выбор. Потому что есть ресурсные ограничения. Вы не можете соединить все вместе, потому что у вас денег не хватит. Я, например, предполагаю, что военная сверхдержава — это по экономическим и технологическим причинам нереализуемый образ. Но надо считать. Я полагаю, что на «страну умных людей» мы с ходу не выйдем. Потому что то, что все считают это правильным, не означает, что кто-нибудь в этом заинтересован. В данный момент вообще в этом никто не заинтересован. Поэтому думаю, что мы будем идти через развитие пространственного потенциала, но потом выходить на человеческий потенциал, потому что это гораздо более интересное позиционирование в мире.
Вообще говоря, нужны три вещи: первое — нужно состыковать частный, шкурный, корыстный интерес сегодняшнего дня с далекими целями. Это делается институциональным проектированием. Во-вторых, дело ведь не только в том, как у нас устроены законы и организации. Мы говорили о горизонте планирования, о накоплении доверия — это вопрос культуры, а не экономики. Поэтому нельзя совершить сдвиг, если вы не проводите определенную культурную политику. Вы должны менять неформальные институты, которые производятся обычно помимо семьи школой, тюрьмой и армией. И наконец, третье. Мы же по-существу говорим о смене социального контракта. Но сейчас, понимаете, какая штука, умные и образованные люди стране не нужны. У нас спроса на них нет. Мы имеем примитивную нефтегазову экономику, которой нужно всего 40 миллионов человек, а не 140 млн. И люди высокой квалификации при такой экономике не нужны. Поэтому нужно поэтапно создавать спрос на высококачественный человеческий капитал. И это будет повышать политическую роль, влияние, переговорную силу тех, кто будет носителем этого человеческого капитала.

Дайте людям голосовать рублем

В оборонно-промышленный комплекс идут возрастающие вложения. Это и плохо, и хорошо. Вообще-то люди инноваций не хотят. Они им не очень нужны. Вам нравится, когда каждые два года меняется модель телефона? Да у вас и предыдущий бы поработал еще лет пять. А для экономики это хорошо. Поэтому для этого человека можно либо обмануть и «впарить» ему компьютер под названием автомобиль, либо испугать. Сказать: не хочешь кормить свою армию, будешь кормить чужую. Да, это может быть фактором инноваций. Вопрос только, мы сейчас эти вложения в ОПК можем использовать для интеллектуального маневра, для развития человеческого капитала? Я думаю, что можем.

Нужны сейчас государственные инвестиции, чтобы из кризиса выйти? Нужны. Только не надо перекрывать рынки. Не надо вводить валютные ограничения, о чем говорит Сергей Глазьев, и о чем неизбежно придется говорить, если бухнуть их в рынки и все. Надо делать частно-государственное партнерство с участием через облигации частного бизнеса и населения, с государственной капитализацией. Надо давать государственные гарантии вложению пенсионных денег. Надо идти на децентрализацию налогов и полномочий в пользу регионов. Потому что образование-здравоохранение населению гораздо нужнее, чем бизнесу, а тем более государству. Если вы приближаете эти вещи к населению и одновременно идете на прямые налоги, чтобы население при этом могло высказаться, куда вкладывать налог — так называемые селективные налоги — которые есть в Италии, Испании, Германии (Ред. - Есть и в Кировской области в качестве пилотного проекта «Народный бюджет», запущенного в 2014 году), то вы создаете эту связку. Пока мне не удалось убедить председателя правительства в том, что на это надо пойти. Потому что я считаю, что будет высокий налог на недвижимость, на средний класс. Мы никуда не денемся. У нас очень тяжелая ситуация. Но если вы все равно будете его вводить, дайте людям голосовать рублем, как они делали в пенсионной накопительной системе. Вы получите тогда больший вес тех целей, которые ближе к стратегическим. И конечно, я рьяно буду защищать накопительную систему — не потому, что она очень экономически эффективна. А потому, что это деньги, проходящие через го-ло-ву. Это деньги, которые человек начинает понимать. Поэтому в нынешний трудный момент, который будет еще труднее, я осмеливаюсь утверждать, что у нас есть будущее. Если мы сможем решить проблему, которая затаскивает нас в колею и совершить поворот преимущественного использования сначала пространственного, а потом человеческого потенциала, то у нас есть будущее. И будущее это достаточно интересно.

Лекцию слушал Олег Прохоренко
oleg.prokh@gmail.com