Жить «более лучше»
Вовсе не Света из Иваново придумала фразу «более лучше». За авторство может побороться экс-губернатор Николай Шаклеин, уверяет главный редактор «Вятской особой газеты» Николай Голиков.
Завязавший с творчеством поэт, интеллигент и журналист, Голиков давно следит за политической жизнью региона, убежден, что системная оппозиция — это цирк с кукловодами, честных выборов в регионе точно не было, а запретительная антиалкогольная кампания разве что наплодит очередную порцию теток-самогонщиц. За свое «особое» мнение Голиков не раз уже ловил на себе косые взгляды главы региона. Однако не отчаивается и верит, что его «Особая» все же сможет сделать жизнь людей хоть немного «более лучше».
Ничего личного
Писать о Голикове даже как-то странно. Его еженедельные редакторские колонки в «Особой» порой бывают написаны с таким мастерством, что прочтешь — и ручку в руки больше брать не хочется. Лучше вряд ли напишешь. Впрочем, у власть предержащих претензий к Голикову предостаточно: тут не то сказал, там незаслуженно покритиковал, и вообще оппозиционер. Не зря же в то время, когда, как выражается сам Голиков, «было травилово Белых», НТВшники нагрянули именно в редакцию «Особой», надеясь поживиться компроматом.
- Я никогда не видел, чтобы так работали, - Голиков округляет глаза, вспоминая столичных коллег. - Они приехали снять сюжет на полчаса, а пробыли тут с 11 утра до 4-х часов вечера. Полдня выставляли свет, чтобы в итоге человек сказал на камеру три слова.
О субъекте НТВшного интереса за глаза Голиков отзывается вполне положительно.
- Лично мне Никита Белых симпатичен как человек, - говорит Николай. - И когда мы порой пересекаемся, нормально общаемся, не деремся, не ругаемся. Он считает меня оппозиционером. Но я лишь убежден, что губернатору пора сваливать, и прямо высказываю свои мысли. Не более того. Ничего личного. И заметьте, когда он говорит, что у нас самая свободная в плане свободы слова область, то вспоминает именно «Особую». Помните, как он сказал: «Ну надо же - одна запрещенная газета в России, и та в моей области».
Почему запрещенная?
- Нас не продают нигде. Раньше мы периодически обращались в «Роспечать», и нам объясняли, например, что у них нет места для выкладки новых газет или что мы, оказывается, очень дешево продаем свою газету и им невыгодно с нами работать. Как-то раз на словах передали, что «нельзя, чтобы газета стоила дешевле, чем «Вести». В общем, много всяких отмазок было. Но люди ко всему приспосабливаются, и мы за эти годы сумели создать неформальную систему распространения. Читатели сами нас ищут. И даже Никита Юрьевич, по его словам, читает. Подписываться на газету Серый дом, правда, не торопится, но зато в четверг утром оттуда подъезжает машина к библиотеке имени Герцена, куда мы приносим 100 газет, и часть они забирают. Впрочем, то, что нас не продают в киосках, конечно же, бьет по нашему бюджету. Рекламодателю нужно, чтобы газеты присутствовала в местах продажи. Более того, у нас были хорошие договоры с крупными рекламодателями, моими хорошими друзьями, но они быстро поддержку газеты свернули, после того как им убедительно намекнули, что они поддерживают не то издание. Поэтому мы находимся сейчас не в том состоянии, в котором должны бы. Мы, как в армии говорят, «кадрированный полк»: офицеры есть, а солдат пока нет. Вся редакция — вот она. Я здесь сижу, напротив — Егор Михалев — это вся пишущая часть. Ну и Миша Коковихин еще помогает.
Если бы вам сейчас предложили оставить «Вятскую особую» и заняться каким-нибудь более всеобъемлющим проектом, ушли бы?
- Таких предложений много. Но мне это пока неинтересно. Я все-таки думаю, что мы сделаем «Особую» такой, какой задумали. Да и жаль бросать интересное дело. Отклик на газету очень хороший. Мы же письма получаем (Ред. - на столе Николая действительно лежит стопка писем). Правда, среди них есть и письма-приглашения в судебные участки.
Оппозиционная газета практически без рекламы может жить без спонсоров?
- У нас почему-то разделяют спонсоров и рекламу. А в принципе спонсор — это единственный рекламодатель, который каким-то образом что-то через газету рекламирует. Между прочим, за то время, пока мы существуем, спонсоры у нас менялись, а газета, как ни странно, осталась той же.
Как выстраиваются ваши отношения? Ведь люди, которые дают денег, диктуют свои позиции. А это малоприятно любому редактору.
- Я сравниваю мои отношения с финансовым владельцем как отношения владельца футбольной команды с тренером. Владелец команды не может диктовать тренеру, потому что он хочет, чтобы команда хорошо играла. То же самое и здесь: есть некие цели, которые согласованы на берегу и устраивают обе стороны. «Особая» - не пропагандистское, и не рекламное издание, это некий информационный проект, и люди, которые сегодня его финансируют, понимают, что это нужно для общества. Это своего рода меценатство. Я работал с другими издателями, и не только в Кирове. И меня очень устраивает то, как сложились мои отношения с владельцами издания сейчас. Я не чувствую себя совсем уж солдатом, имею право голоса и стараюсь делать то, что хотелось бы. Я этим, кстати, очень дорожу и во многом поэтому не хочу отсюда уходить.
«Вот и нету вожаков»
Вы при любой власти всегда в некой оппозиции...
- С чего вы взяли, что мы всегда в оппозиции? Если газету внимательно почитать, извините, с калькулятором, и посчитать позитивные и негативные материалы, станет ясно, что газета очень сбалансированная. У молодого Сережи Бачинина (Ред. - Сергей Бачинин, главный редактор газеты «Вятский наблюдатель») была присказка: «дай ангелу власть, и у него вырастут рога». Я такую позицию не приемлю. Мы нормально сотрудничаем с властью, многие вещи поддерживаем. Просто «Особая» - это газета, которая имеет другое мнение. Мы как-то перемолвились парой слов с Николаем Шаклеиным (я к нему очень хорошо отношусь, хотя и про него мы писали не всегда приятные вещи). Он сказал: «Я читаю газету, и мне иногда неприятно бывает читать, но я понимаю, что у человека, который это пишет, болит душа за область». Вот позиция нашей газеты: мы хотим, чтобы было лучше. И нет у нас установки «мочить губернатора». Я был бы очень рад вообще никого не мочить, если бы все было нормально. Я вообще не боец. Так что, конечно, «Особая» - не оппозиционное издание. Да у нас и оппозиции-то нет. Насколько карманная оппозиция, настолько же карманная оппозиционная пресса.
Нет оппозиции... А всевозможные митинги, несистемная, системная оппозиция — это все что?
- Не надо, я думаю, еще раз говорить, что системная оппозиция — это цирк. Есть политическое поле, которое нужно заполнить, чтобы удовлетворить спрос населения на политические услуги. И вот кукловод говорит: «тут у нас хорошо, здесь будет такая-то сила, а тут надо немножко усилить правое крыло». И формируется управляемая модель, и все давно играют в эту игру. Взять те же последние парламентские выборы в Думу. Все кричали, что они не легитимные, но если бы оппозиционные партии просто отказались от мандатов, выборы автоматически были бы отменены. Но никто этого не сделал. Вот и весь разговор об оппозиции. Что касается несистемщиков, то они мне глубоко симпатичны. Я сам по натуре такой... Вот это наше неформальное литературное объединение «Верлибр» (Ред. - Голиков показывает на картину Владимира Усатова. Она висит над его головой). Мы тоже были несистемной оппозицией (в советское время системной оппозиции быть вообще не могло) и имели все причитающиеся в такой ситуации неприятности с законом. А сегодня несистемная оппозиция чувствует себя уютно в интернете, но, как говорил Ленин, страшно далека от народа. И очень сильно разобщена. На этом, кстати, хорошо сыграли, разрешив регистрацию маленьких партий. Сейчас оппозиция еще больше разобщается. Беда несистемщиков также и в том, что вожака нет. Как пел Высоцкий, «настоящих буйных мало»... Нет фигуры, которая была бы знакова не только для хипстеров, но и для более широких слоев общества, в том числе для интеллигенции. Нет второго академика Сахарова сегодня.
А Навальный?
- Если Навальный в интернете — давно уже президент России, то, как показывают опросы, проведенные нормальными, невиртуальными людьми (не врагами Навального, а просто людьми), на улицах Навального не знают. Он не является лидером мнения. Так что нет достаточно сильных фигур. Опять же, почему их нет? Взять хотя бы вятскую интеллигенцию. Она вроде и есть, но на самом деле она даже собраться нигде не может. В 90-е годы для этого был Дом Витберга, была «М-Галерея». Была некая цельность интеллигенции, и мы все друг друга знали. Фигуры влияния, о которых мы говорим, возникают только в процессе общения. В интернете они не появятся. А в реале места для общения нет. И этот вопрос не решается. Потому что это никому не нужно. Это опасно. Это источник заразы. В итоге — разобщенность и отсутствие лидеров. У нас сейчас главный лидер интеллигенции — Павлович - человек, который появился несколько лет назад и уедет отсюда, как только у него появится перспектива. Сбежит, попомните мое слово. Мне писали люди в письмах, что, мол, давайте хоть какого-нибудь Парфенова из Москвы выпишем, чтобы больше людей на митинги пришло. Я отвечаю: Киркорова выпишете — еще больше придет. Ну смешно же.
Вы говорите, вам симпатичны несистемщики. А вы сами с ними дружными рядами по митингам ходите?
- Иногда хожу. На одном зимнем, самом ледяном, даже выступал. Произнес пламенную речь, придумал речевку. Кто-то до меня сказал, что власть надо держать в узде. А я подхватил: «Путин, иди в узду». И все стали скандировать: «Путин, иди в узду». На том митинге был и Никита Белых. Я тогда сказал, что честных выборов в Кировской области не было. А его очень мучит этот вопрос, он заявил, что были «относительно честные» выборы. Это как относительно свежая осетрина. Попробуйте сказать человеку, что он относительно честный, он же вам по морде даст. А вообще я не то, чтобы активный участник митингов, я скорее освещаю их активно. Когда мы создались, у несистемной оппозиции не было другой трибуны, кроме нашей газеты. Сегодняшние лидеры кировской оппозиции — Артур Абашев, Денис Шадрин, Гриша Поскребышев — все они первые свои трибуны имели у нас. К ним больше никто всерьез в то время не относился.
А сейчас к ним всерьез относятся?
- Вы знаете, они заставили относиться к себе всерьез. Можно ведь каждое 31 число выходить, стоять с плакатом у мэрии, требовать защиты гражданских прав, а можно заниматься защитой конкретных прав. Вспомните ту же Белую Холуницу. Артур и Денис организовали митинг в 300 человек. Для Белой Холуницы это как Марш Миллионов. И они остановили эту стройку. Это ведь реальное дело.
А они душой болеют за дело? А то мнения на этот счет очень разные...
- Кто-то их называет шутами, кто-то марионетками. Это, увы, обычные обвинения. Про меня тоже говорят, что я то на того, то на другого, то на третьего работаю. Я не обижаюсь. Особенно, когда ошибаются. Даже если организаторы митинга какие-то бабосы от кого-то и получили, то те люди, которые с ними были, делали это не за деньги, а потому, что они искренне уверены, что пруд надо сохранять.
А как к этому симбиозу относиться, когда кто-то действительно верит в идею, а кто-то подстраивается под поток и отстаивает при этом чьи-то конкретные интересы. За деньги.
- Это нормально. Мы делаем что-то, и на разных этапах у нас возникают временные союзники. И, по большому счету, какая разница, с какими целями человек делает благое дело? Главное, что ре его делает. И если появляются общие интересы, почему не сотрудничать? Это дополнительная возможность сделать что-то, как говорил Шаклеин, «более лучше». Эту фразу ведь не Света из Иваново придумала, это Шаклеин за много лет до неё говорил.
А как вам, кстати, карьера Светы из Иваново? Она теперь коллега наша.
- Это вписывается в общую систему нашей жизни. Это цирк. У нас везде цирк.
Петрушка не торкает
Про цирк последних дней. Я читала, что у вас были разные проблемы с цензурой, с органами. А сейчас законы напринимали «репрессивные», как выразился в интервью нашей газете Владимир Познер. Будут перегибы?
- Перегибы будут. У нас же законы принимаются специально чуть-чуть недопрописанные, чтобы что-то оставить на усмотрение конкретного судьи (у нас же не прецедентное право), чтобы одни и те же деяния для кого-то были нарушением, а для кого-то — нет. Вот смотрите, Авдеева не зарегистрировали кандидатом по конкретным основаниям. Точно на таких же основаниях других кандидатов зарегистрировали. И глава облизбиркома Верзилина в прямом эфире «Эха Москвы» заявила, что это – нормальная практика. То есть она практически вслух заявила, что у нас закон что дышло. И новые законы именно такие. Они все хорошие: противодействовать экстремизму надо, ограждать детей от пагубного влияния, следить за контентом в интернете тоже надо. Должны быть какие-то ограничения. И в других странах этих ограничений предостаточно, но там они жестко прописаны и однозначны. А у нас...
Ну вот например...
- Например, в прошлом году меня осудили за пропаганду наркотиков. Моя колонка в «Особой» выходила с изображением сильно уменьшенного листочка домашнего растения - клещевины, немного похожего на лист конопли. Но это не лист конопли, он даже биологически не такой. И изображение черно-белое, так что доказать ничего нельзя. Но эксперты даже не рассматривали других вариантов. В то же время, будь этот лист не в моей газете, или в моей газете, но в другое время (у нас этот рисунок три года выходил без всяких замечаний), никто бы и внимания не обратил.
Но изображение правда воспринималось как лист конопли...
- Я потому и говорю, что закон должен иметь жесткие рамки. Мало ли кто как что воспринимает. Фактически я не помещал в газету изображение листа конопли, а тем не менее, выплачиваю теперь 40-тысячный штраф.
Новое название колонки - «За грибом -гриб» - это такая своеобразная месть?
- Ну, мухоморы же пока не запретили. В этом смсыле у меня вообще поле деятельности немереное: 70% нашей растительности имеет психоактивное действие.
Петрушку еще можно нарисовать.
- Нет, петрушка не торкает. Я слежу за этим рынком. Семена петрушки кудрявой просто запретили использовать в БАДах, потому что они имеют действие, вызывающее спазмы. А народ все неправильно понял, расшумелся, бедного нашего главсанврача опустили ниже некуда. Зато продавцы семян петрушки кудрявой поднялись тогда. Все ее покупали, все ждали, когда она вдарит: кто ее с молоком варил, кто с сахаром жарил, в кальян закладывали.
Плодим самогонщиц
А на антиалкогольные инициативы властей вы под каким углом смотрите?
- Мне понравилось, как однажды сказал Горбачев. Он сказал примерно следующее: я, конечно, много наломал дров, но мне все простят, кроме одного — за антиалкогольную кампанию меня не простят никогда. И это очень тонкий вопрос. Алкоголь — это напиток, на котором держится половина экономики России. А у нас хотят и чтобы люди не пили, и чтобы спиртоводочные заводы работали. Из-за такого двоякого подхода мы имеем вместо антиалкогольной кампании запретительную кампанию. Итог запретов всегда был один: царствовал и властвовал левый алкоголь. И сейчас это у нас уже происходит. А Никита Юрьевич тоже хитрый парень. Пока шло снижение смертности от отравления алкоголем, он радостно об этом докладывал. Потом дошло до черты, пошло повышение. И он замолчал.
И что, действительно, сейчас продают из-под полы?
- Я хоть и не употребляю много лет, но, как человек бывалый, знаю, как обстоят дела. Зимой этого года мы ночью забирали тираж из типографии. И вот газетку сгрузили, я попрощался с ребятами, весь взъерошенный после бессонной ночи зашел в магазин. Там меня, видимо, восприняли за «того парня». Подходит ко мне охранник и говорит: «вон там стоит машинка — жигуленок... подойди, все будет нормально». Я вышел, подошел к жигуленку, и мне тут же предложили все, что нужно. Цена — божеская: в магазине бутылка стоила 120, в машине — 150. Та же самая водка из того же магазина. Они ее продают, потом с утра по кассе пробивают и дальше работают. И это неискоренимо. У меня богатый алкогольный опыт, и я знаю, что в этом городе в любое время можно добыть все, даже не имея денег. Было бы желание. Другое дело, что люди часто находят «левак» и травятся. Это единственный результат, к которому привел горбачевский сухой закон. И сегодня у нас то же самое. Поднимают цены на водку: 150 рублей - бутылка. При таких ценах в деревнях магазины можно просто закрывать. Там нет таких денег. В Богородском районе есть село Ухтым. Оно знаменито тем, что там на 8 марта выставили табличку — поздравляем, мол, всех самогонщиц. Там гонят в каждом доме. И пьют все. А иначе как? В общем, если мы хотим, чтобы алкоголь употребляли умеренно, надо не запретами действовать. Культура пьянства от культуры жизни зависит. А если у нас народ нищий и бескультурный, то и алкоголизм у нас точно такой же. Когда человек начнет жить хорошо, он и пить будет умеренно, потому что по-другому не захочется.
Мы спелись
Ко времени занимательнейшего разговора про коноплю, петрушку и алкоголь, мы уже гуляем во дворике у дверей редакции.
- Мы сюда приехали в сентябре прошлого года... золотая осень была, - Голиков умильно смотрит на деревья. - А летом здесь вообще рай. Никто не ходит, тишина.
Вы в Кирове с удовольствием живете?
- С огромным. И давно. Не хочу никуда больше уезжать. Я работал в Москве. Но Москва меня обломала абсолютно. Там такой низкий КПД работы: за день можно сделать одну десятую часть того, что реально сделать здесь. Расстояния, транспорт, пробки. А люди... Вот сидит такой же Вася из провинции, у него на лице написано, что он из Иваново, а понтов... Это очень неприятно. Был у меня большой опыт работы, связанный с командировками по всей России-матушке. От Кургана до Калининграда, я был везде и по нескольку раз. И в итоге понял, что хочу жить в Вятке.
Что здесь такого для вас замечательного?
- Ну кто-то ведь и Челябинск любит. А это серый, страшный, давящий город с огромными километровыми промзонами. Свинцовое небо, прямые улицы. Но город — это люди, без которых жизнь не мила. Вот это общение меня вернуло в Вятку. Киров на самом деле райский город. Он в меру консервативен, в меру открыт. Он достаточно консервативен, но это тоже хорошо. Мы с ним как-то спелись.
Николай, вы вообще оптимист?
- Офигенный. Сколько живу, и все хочется.
Беседовала Мария Петухова
petuhova.mv@gmail.com