Михаил Курашин: «Третий сектор закрывает ниши, до которых не доходит государство» – материалы газеты
БН: Михаил Вячеславович, мы с вами встречаемся накануне проведения Гражданского форума, где вы модерируете секцию, связанную с некоммерческими организациями и проведением областного грантового конкурса для НКО. Почему именно эта тема?
– Потому что на некоммерческий сектор со стороны общества есть запросы, которые как раз можно реализовать через грантовые конкурсы. Не буду вдаваться в историю, когда и как появились НКО. Здесь важно, что всегда и везде они не идут в противовес государственной политике. Они закрывают ниши, потребность в которых определяет непосредственно общество. Либо государственная рука или госорганизация туда не доходят, либо качество услуг, которые представляет государство через свои институты и учреждения, не соответствует ожиданиям и потребностям людей. Тогда и появляются НКО. Если воспринимать некоммерческий сектор не как конкурента, а как партнера, готового помогать той же власти в реализации планов (национальных, региональных проектов, государственных и областных программ и так далее), то позиция власти по отношению к НКО требует изменений. У государства как обладателя материальных, финансовых ресурсов есть возможности помочь. Где-то административно, допустим, распространить информацию. Где-то материально, к примеру, предоставить или помочь найти помещение. Или финансово – как раз через грантовые конкурсы. Сегодня на федеральном уровне придумываются все новые варианты для вовлечения НКО в процесс реализации государственных приоритетов в социальной сфере. Есть понимание, что в первую очередь это поставщики социальных услуг, исполнители общественно-полезной деятельности. К сожалению, пока в полном объеме оно не доходит до областного уровня. На сегодняшний момент мер господдержки НКО в регионе практически нет.
БН: Есть же, допустим, примеры передачи помещений в безвозмездное пользование.
– Да, примеры предоставления помещений со стороны областной или муниципальной собственности есть, но далеко не всегда безвозмездно. Чтобы «выбить» помещение, обосновать потребности и получить его НКО на условиях безвозмездной или льготной аренды – это из области подвигов. Последний пример – организация, которая помогает решать проблемы лицам БОМЖ, обращалась в администрацию города с просьбой предоставить помещение для организации в нем прачечной. Организация за свой счет готова найти оборудование, организовать работу, обеспечить оплату коммунальных услуг. Нужна только площадь 20-30 кв. метров, где можно поставить стиральные машины, чтобы люди могли прийти и постирать одежду. Как показала практика, даже под такие проекты выпросить помещение непросто.
БН: На региональном уровне есть областной грантовый конкурс, предусматривающий финансовую поддержку...
– Есть. И когда в 2009-2010 годах эти конкурсы стартовали (тогда еще по линии Министерства экономразвития России), каждый вызывал большой интерес. В 2016-ом их проводить перестали. Общественники пытались убедить губернатора в необходимости его возобновления. В результате губернатор поддержал, и в 2020 году конкурс вновь был объявлен. Для некоммерческого сектора до сих пор это знаковое событие. Не потому что раздача денег, а потому что на общем фоне недостаточности мер господдержки это практически единственное мероприятие, которое показывает, что власть готова, открыта и хочет видеть НКО в числе союзников.
Некоммерческий сектор с радостью откликнулся, но уперся в чиновничий подход. Общественники ринулись к нашему министерству внутренней политики с рассказами об успешных практиках проведения таких конкурсов, чтобы был более правильным, современным, технологичным. От этого зависит состав заявителей, эффективность распределения средств, доступность не только для опытных, но и для начинающих участников. Мнения не учли, за основу взяли конкурсную документацию, потерявшую свою актуальность: модель, по которой конкурс проводился еще в 2015-2016 годах. В нем как раз есть сложности, которые привели в то время к снижению интереса к конкурсу со стороны НКО.
БН: К чему в плане проведения областного грантового конкурса в 2020 году было больше всего претензий со стороны представителей третьего сектора?
– В частности, к закрытости экспертизы. Сегодня на российском уровне все конкурсы проводятся в формате 2-3-уровневых экспертиз, что обеспечивает их прозрачность. Непонятно и требование к подаче документов в печатном виде, в то время как все конкурсы давно перешли в электронный формат. Представьте, в областном конкурсе 2020 года участники ехали из Лузы, Подосиновца, Вятских Полян, привозя талмуды, которые по большому счету никому не интересны. Потому что важнее все-таки содержание, а не то, правильно ли оформлены бумаги и все ли печати присутствуют. Большие претензии и к системе сопровождения. Для новичка-конкурсанта крайне важно, чтобы кто-то ему мог подсказать, правильно-неправильно тот заполнил документы. Этого не происходило.
В итоге в конкурсе приняли участие 93 представителя НКО Кировской области. Но проблемы начались и на стадии реализации проектов: многие столкнулись с системой требований со стороны минфина, министерства внутренней политики. После реализации проектов в 2020 году я слышал от победителей много мнений о том, что больше участвовать в областных конкурсах не планируют, потому что в нем много признаков ретроградства и есть другие, более интересные.
БН: А когда был объявлен конкурс-2021?
– Честно говоря, мы опасались, что на него мало кто заявится. Да, конкурс вновь объявили, но начнем с того, что бюджет с 10 млн рублей сократили до 7 млн. Хотя, на мой взгляд, на это направление финансирование необходимо увеличивать, а не сокращать, как сделали у нас, что опять же говорит об отношении власти к некоммерческому сектору.
БН: Однако фонд конкурса все-таки был больше в два раза.
– Добавил Фонд президентских грантов. И эта история опять же имеет непосредственное отношение к активности наших НКО в конкурсах Фонда: при выделении софинансирования он обращал большое внимание именно на этот критерий. Конкурсы от Фонда президентских грантов проводятся в регионе с 2017 года, и у нас как по числу участников, так и победителей неплохие показатели. В 2017 году от Кировской области в нем принял участие 141 проект, в 2018 – 124, в 2020 – 203, в 2021 – 278, но это еще не все заявки обработаны. Думаю, добавится еще примерно 70, и мы перешагнем порог в 300 заявок. Благодаря такой активности наших некоммерческих организаций Фонд в 2020 году принял решение добавить 100% к сумме, которую выделил бюджет региона. В итоге общий бюджет составил 14 млн рублей.
Это замечательно, но, повторюсь, страх получить низкую активность после конкурса-2020 года был. На первом слете НКО, в июне, когда еще шло обсуждение предстоящего конкурса, мы вновь сформулировали предложения с просьбой пересмотреть модель проведения конкурса. Учли очень малую часть. В основном, технические моменты. У нас появилась электронная площадка, но с малым числом опций. По факту через нее можно просто подать заявку, хотя сама система должна стать гарантом прозрачности и объективности, собирать информацию об организации – делать запросы в налоговую, юстицию и т. д. Такие площадки так и работают везде.
При этом многие базовые вещи остались прежними. Допустим, не поменялся подход к экспертизе проектов. Мы на слете НКО спрашивали, кто же все-таки оценивает проекты? Нам были нужны не конкретные фамилии, а понимание уровня компетенции этих экспертов. Эксперты, представляющие только министерства, явно не являются специалистами в некоммерческом секторе, не умеют пользоваться критериями, существующими в оценке социальных инициатив и проектов. Это не просто количественные показатели – сколько человек получили услуги, но и качественные – какого уровня эти услуги, как они повлияли на жизнь человека, помогли ли решить проблему. Мы предлагали использовать практику других регионов и привлекать внешних экспертов. К слову, в этом году меня в качестве такого эксперта приглашали на 5 или 6 грантовых конкурсов в регионы, чтобы обеспечить объективный подход к оценке инициатив. Экспертов нам так и не озвучили. Предполагаю, что там были и представители минфина, которые, на мой взгляд, вообще не должны присутствовать в подобных экспертных советах, потому что никакого отношения к НКО не имеют.
БН: Они могут оценить бюджет конкретного проекта, если надо — порезать.
– Получается да. Единственная опция, которая может быть закреплена за экспертами от минфина, – попытка каким-то образом ужимать бюджеты. Но это неправильно.
Мы получили результаты, по итогам которых напрашивается еще один вывод: при сохранении существующего подхода к экспертизе, организации конкурса мы убьем инициативы, существующие вне города Кирова. Из 30 победителей в 2021 году 24 – это крупные региональные или межрегиональные организации, расположенные в областном центре. Средний размер гранта близок к максимальному – к 500 тысячам рублей. А проекты из районов – с меньшими бюджетами, однако наличие подобных инициатив крайне важно именно для малых территорий. И число заявителей по сравнению с 2020 годом сократилось практически в два раза – с 95 до 53, хотя грантовый фонд и вырос с 10 до 14 млн.
Все вопросы, которые я сегодня с вами поднимаю, мы периодически задаем чиновникам, но ответов не получаем. При этом в рейтинге Минэко РФ по оценке действий органов госвласти в отношении развития гражданского общества и поддержки НКО Кировская область находится в числе аутсайдеров, занимая второй год подряд 72-е место из 86. Низкий показатель и в рейтинге, который по заказу Общественной палаты проводит Агентство стратегических инициатив: там еще ниже, 74-е место. Работа над ошибками не ведется. И непонятно, готовы ли ее проводить наши органы власти.
Хотя периодически чиновники и заявляют о слабости некоммерческого сектора, мол, готовы обсуждать, но не с кем. Сегодня в Кировской области достаточно широко известны, условно, 10 НКО, хотя на самом деле их много: за период с 2018 года организации подали порядка 2 тысяч заявок только по тем 34 конкурсам, что отслеживаем мы. Инициативных людей и организаций много, но, к сожалению, в большинстве своем они представляют самодеятельные объединения, в том числе со статусом НКО. Это тоже к разговору у грантовом конкурсе: чтобы НКО не просто получали гранты на услуги, но и за счет этой поддержки задумывались о необходимости повышать свой управленческий потенциал, информационную работу, статус некоммерческого сектора в обществе и так далее – чтобы этот сектор развивался. Если ничего не делать, такие организации в любом случае будут появляться, но какую цель будут преследовать: способствовать развитию территории или разрушать ее. Этот вопрос тоже планируем обсудить на форуме.
БН: Как отделить НКО-партнеров государства от тех, кто подрывает основы государственности? И не превратить процесс включения НКО в реестры иноагентов в «охоту на ведьм»?
– Если исходить из теории, что люди объединяются для реализации потребностей, то и негативизм формируется на наличие нереализованных проблем. Соответственно, в первую очередь надо обратить внимание на лозунги организаций. Даже если открыто не говорят о свержении власти или беспорядках, это все равно понятно, когда они какие-то вещи озвучивают и под это дело собирают людей.
И надо понимать, что нежелательные организации и организации-иноагенты – разные вещи. Не все, причисленные в этот ранг, являются вражескими. Как показывает практика, многие организации, которые активно занимаются благотворительностью, являются признанными или непризнанными иностранными агентами, потому что иногда благотворитель может находиться за пределами России. Другое дело – как на это посмотрят органы юстиции. Процесс – кого причислять к иностранным агентам – достаточно субъективный. Иногда приобретает репрессивные функции, когда таковой организацию признают, чтобы ее успокоить. По большому счету статус иноагента – это лишь дополнительная отчетность, поэтому позитивная прозрачная организация этого статуса может не бояться.
Что касается нежелательных организаций, предполагаю, что такие вряд ли существуют в форматах большого количества юрлиц: чаще всего это неформальные объединения. Другое дело, что они контактируют с другими организациями. В истории были примеры, когда из-за организаций того же Ходорковского или ФБК (признан иноагентом, экстремистской организацией и запрещен в РФ, – ред.) пострадали не только они сами, но и организации-парнеры. Потому что в законодательстве прописано: ты рискуешь стать иностранным агентом, если получил деньги от лица, которое получает деньги от иностранца. Такой своеобразный субподряд.
Что касается отношения к этому людей… Если оказывает востребованные у людей услуги, ее можно как угодно критиковать и прессовать, но народ ее будет поддерживать. Если кто-то думает, что статус иноагента остановил хоть одну организацию, которая опирается на поддержку людей, он ошибается.
БН: Понятие «некоммерческий сектор» относится к организациям, для которой прибыль не являются основной целью деятельностью. То есть сюда относятся и политические партии, и бизнес социальной направленности, и даже прогосударственные структуры?
– Да, когда мы говорим про НКО, речь не только о так называемых неправительственных или негосударственных организациях. К примеру, примерно 20% всех заявителей на конкурсы – это муниципальные, государственные, бюджетные организации, в первую очередь, из районов области. Чем глубже погружаемся в область, тем меньше там представителей НКО. К некоммерческому сектору относятся и всевозможные ТОСЫ, инициативные группы, сообщества. Здесь надо говорить и об органах МСУ поселенческого уровня, потому что глав сел, деревень и так далее трудно назвать чиновниками: кроме обязанностей у них по факту ничего нет. И для них работа с инициативами становится инструментом, с помощью которого они могут реализовывать свои управленческие функции. Если главы стимулируют организации на участие в конкурсах и гранты появляются, на них развивается инфраструктура села, решаются задачи конкретной территории.
БН: Предусмотрены ли в такой ситуации какие-то поощрительные меры для чиновника на местах, который помог организовать процесс?
– Чем больше средств он будет привлекать со стороны, тем становится более самостоятельным. Возьмем для примера Верхнекамский район, где активная позиция главы Андрея Олина только в 2020 году помогла привлечь под социальные проекты более 75 млн рублей дополнительно к бюджету. Это и для главы важно, потому что средства в том числе идут на реализацию программ, на которые в бюджете средств не хватает.
Есть второй, формальный момент, касается власти другого уровня. При оценке деятельности губернатора и в целом системы органов госвласти есть критерий: «взаимодействие с институтами гражданского общества». Высшая власть в Москве деятельность губернатора и правительства оценивает в том числе и по этому критерию.
Это все выглядит большой массой, но на самом деле она понятна. Чем больше инициатив будет поддерживаться из разных источников, в том числе региональных и муниципальных бюджетов, тем больший позитивный эффект мы получим. Это и повышение качества комфорта жизни, и повышение уровня социального оптимизма людей, и социальной позитивности по отношению к территории и власти. В конечном итоге это привлекаемые на территорию средства. За 2 года проведения областного конкурса Кировская область потратила из бюджета 17 млн рублей, а в целом за период с 2018 по 2021 годы (на 1 октября) привлекла более 300 млн рублей. И это только по конкурсам, которые отслеживаем мы, этих конкурсов намного больше, и сумма больше. Показатель прибыльности – более чем в 20 раз! Эти деньги не осели у кого-то в карманах, они ушли в муниципалитеты, а это и рабочие места, и новые социальные услуги. Ресурсы привлекаются как минимум в 20 раз эффективнее, если власть что-то вкладывает со своей стороны.
БН: Сейчас как раз идет формирование бюджета...
– Да, и мы очень рассчитываем, что меры господдержки, средства на гранты для НКО предусмотрят. Также очень надеемся, что будут предусмотрены и средства на проведение ППМИ, и сумма на такие проекты будет включаться не эпизодически, а стабильно. Нет никакого смысла кого-то убеждать в том, что ППМИ – это эффективная технология, с помощью которой самая малая территория, самое малое поселение получают возможность решать бытовые, социальные вопросы, вопросы благоустройства. Это формирует доверие к власти. До сих пор перед глазами цифры, представленные офисом консультантов по инициативному бюджетированию: за 5 лет реализации ППМИ доверие к власти выросло более чем на 17 процентов.
Сегодня у нас новый созыв Законодательного собрания, который впервые обозначил свой интерес к некоммерческому сектору, создав отдельный комитет по регламенту и взаимодействию с институтами гражданского общества. К тому же Роман Александрович (Береснев, спикер ОЗС, – ред.) известен не только как чиновник, но и общественник. И в свое время – я часто об этом говорю – в 2003 году мы с ним только по линии управления по делам молодежи проводили по 18 грантовых конкурсов в год! То есть он понимает тему НКО, понимает, что такое гранты, для чего они нужны и как работают с точки зрения поддержки активности. Мы очень рассчитываем на его поддержку. Видим изменения и на правительственном уровне, хотя ставка зампреда правительства, который курирует гражданское общество, пока и не занята.
БН: Предполагается, что этот пост зай-мет Андрей Лучинин, действующий министр внутренней политики. При этом вы говорите, что в механизме проведения областного конкурса в 2021 году кардинальных изменения не произошло.
– Лучинин пришел, когда модель конкурса и проекты документов были готовы, не он их разрабатывал. Поэтому, когда мы говорим об Андрее Николаевиче, я, возможно, питаю иллюзии, но очень надеюсь, что он активнее заинтересуется темой гражданского общества и некоммерческого сектора. Не только с электоральной, предвыборной позиции, но и с точки зрения участия в развитии этого направления. Думаю, сегодня у всех – министерств, зампредов, председателя правительства, губернатора – есть понимание, что без институтов гражданского общества никакие программы – ни нацпроекты, ни региональные – реализоваться не смогут. Это инструмент, который необходимо поддерживать и развивать.
БН: Интервью выйдет после проведения «круглого стола». Какие у вас сегодня ожидания от этого мероприятия?
– Я не идеалист и не скажу, что мы обо всех этих проблемах заявим и всё начнет исполняться. Но сформировать от некоммерческого сектора адекватные рекомендации органам власти, позиции по поводу дальнейшего развития НКО – на это рассчитываем. Поднимем и тему передачи функций организатора областного грантового конкурса специализированному оператору, о чем говорим уже три года. Это не функция министерства и не их профиль деятельности. Правильно, если этим займется специализированная организация – либо какая-то вновь созданная, либо существующая, это уже технический вопрос. Передача операторских функций позволила бы, во-первых, сделать конкурс менее зависимым от позиции минфина или правового управления правительства. Во-вторых, решила бы проблему сопровождения участников конкурса. В этом году более 20 заявок в системе так и остались неподанными. Участники начали заполнять документы, скорее всего столкнулись со сложностями и не смогли получить грамотной консультационной помощи.
БН: Иногда для выполнения функции оператора правительство создает специальные фонды.
– Да, идея хорошая: государство держит под контролем эти конкурсы и деньги, но проблема в том, что содержание такого фонда тоже стоит денег. К тому же у людей появляется негатив, когда власть заявляет о создании еще одной организации, работающей с бюджетными деньгами, потому что у нас что ни подведомственная организация, то уголовные дела или еще какие-то проблемы. Есть примеры, когда функцию оператора передают самим НКО. И это не значит, что государство теряет контроль над процессом. Под эти конкурсы создаются координационные советы, привлекаются по рекомендации эксперты из органов власти. Власть задействована в процессе. Другое дело, что это не дает возможности проводить конкурсы так, как хочется власти. Это позволит проводить конкурсы так, как они будут наиболее интересны и эффективны с точки зрения самих НКО.
БН: Сейчас вопросы политического плана как к заместителю председателя Заксобрания V созыва. Ваше мнение по поводу сокращения числа вице-спикеров с 3 до 2, предложенного Романом Бересневым?
– Когда я увидел это сообщение в соцсетях, сразу ему написал: «А меньше означает лучше?» Мы с подобными инициативами сталкивались не раз и не два. Практически каждый новый созыв в законодательный орган, каждый новый губернатор, да и президент говорят о необходимости сокращать чиновничий аппарат. А лучше от этого становится? На мой взгляд, всё зависит от персоналий. Если, допустим, в нашем созыве каждый из замов и председателей комитетов в личностном плане был заинтересован в том, чтобы работать эффективно, никогда у того же Алексея Ивонина (спикера ОЗС пятого созыва, – ред.) или Единой России не возникало вопроса о сокращениях. Планы работы тех, кто трудился на штатной основе, каждый день были очень серьезные. Это не столько ленточки перерезать (для этого был спикер), это участие в обсуждениях, выезды в муниципалитеты, общение с избирателями, главами, участие в рабочих группах – все были при деле. И результат (анализа я не проводил, поэтому предполагаю), во-первых, число законодательных инициатив от депутатов в сравнении с теми, что шли от правительства или сверху, было достаточно большим. Во-вторых, было много законопроектов, подготовленных оппозицией и представленных замами и председателями комитетов. Поэтому здесь вопрос не в числе, а в конкретных персоналиях и их эффективности. Если будут просто сидеть – вообще можно всех убрать.
БН: Так ОЗС – это не один человек, целая структура. Как без замов?
– Я однажды уже высказывал мысль о непонимании назначения в регионе с дефицитным бюджетом законодательного органа. Мы сейчас не говорим о правовой стороне вопроса, с позиции Конституции и так далее. Рассуждаем с точки зрения житейской логики. Основные функции законодательного органа – принятие законов и регулирование правовых норм, принятие бюджета и работа с обращениями граждан. По поводу регулирования норм – в основном это готовится из правительства или сверху. Работу с гражданами можно вести и без депутатского статуса. По поводу бюджета – что могут сделать депутаты, если он дефицитный? Да, если есть свободные деньги, можно собираться и обсуждать, куда их распределить, а если нет? На общем фоне возникает вопрос: зачем вообще нужно ОЗС в условиях дефицита бюджета? Поэтому, повторюсь, сокращение числа ставок замов не означает работу лучше. А если новый председатель занялся бы тем, как сделать работу аппарата более независимой от политической воли его или ЕР, сделать аппарат более открытым для всех партий, для всех депутатов, чтобы никто не ставил палки в колеса, не было скандалов, связанных с регламентными вопросами, это было бы правильным. Здесь есть с чем работать.
БН: Исходя из политической этики и системы договоренностей, второго зама-единоросса не поставят, а сделают от оппозиции?
– На последних выборах оппозиция строила свою кампанию на том, что «мы голосовали против этого, этого и этого». Но это как в футболе: игра забывается, счет остается. Можно сколько угодно говорить, что мы не голосовали за повышение пенсионного возраста, однако закон был поддержан. Поэтому на месте Единой России я бы вообще все посты вице-спикеров, председателей комитетов отдал оппозиции: вы непосредственно участвуете в процессе, готовите законопроекты, организуете их обсуждение, формируете мнение комитета перед депутатами – попробуйте потом сказать, что не участвовали в принятии того или иного закона. Это чисто на уровне житейских рассуждений.
Если теоретически предположить, что второго зама не отдадут оппозиции, это будет большой глупостью. Показателем полной деструктивности – значит, потом депутатам будет еще хуже работать. Я уже высказывался по этому поводу: несмотря на то, что большинство от оппозиции занимает СР, я бы предложил сделать объединенного зама в лице Костина (Владимира, лидера фракции ЛДПР, – ред.). Он хорошо зарекомендовал себя в прошлом созыве. С учетом того, что он не отторгаем ни СР, ни коммунистами, на мой взгляд, сможет найти с ними общий язык. А поскольку он будет представлять мнение оппозиции, тем самым будет держать в тонусе и Романа Александровича, и весь аппарат, который имеет влияние на процессы подготовки решений. Единая Россия должна отдать место оппозиции, а та – договориться о кандидате, который устроит всех. Смогла же в 2011 Единая Россия, все ее кланы договориться о назначении одного председателя – Ивонина? Не надо пытаться каждой своего продвигать, всё равно не продвинуть. Как себя поведет ЕР, будет говорить об ее готовности работать и работать конструктивно.
БН: Пока тесной дружбы и единой политической линии среди оппозиционных сил в новом созыве ОЗС не видно…
– Позиции могут быть разными. Мы говорим о должности зама от оппозиции, ее представляющего. Тот же Володин (Вячеслав, спикер Госдумы, – ред.) на первом заседании заявил депутатам Госдумы о том, что какая оппозиция может быть во власти, вы уже здесь. Оппозиция не означает свержение власти, это означает альтернативные мнения, решения, взгляды. Поэтому, считаю, это здравый подход. Возможно, непросто будет самому единому оппозиционному заму: где-то придется наступать себе на горло, озвучивая позицию от одной партии, другой, третьей. Но, с другой стороны, только так оппозиции можно иметь хоть какое-то реальное влияние на парламент.