Директор Вятского палеомузея Алексей Торопов: «Оценить культуру цифрами сложно»
Особенности «ремесла»
– Алексей Леонидович, прежде чем стать директором вы прошли путь от рядового работника, выезжающего на раскопки. На ваш взгляд, во главе узкопрофильного учреждения должен стоять тот, кто знает от и до внутреннюю работу, или это необязательно?
– Необязательно. На руководящую должность можно поставить хорошего управленца, экономиста, далекого от внутренней, профильной работы учреждения. Но он не должен сидеть в кабинете: чтобы грамотно руководить, ему придется вникать во все тонкости. В случае с палеонтологическим музеем это вопросы организации выездов в труднодоступные места нахождения остатков древних животных и растений, организация транспортировки многокилограммовой загипсованной находки в лабораторию, участие в конференциях, экспедициях в другие регионы. Когда ты сам все это испытал, то представляешь, что испытывают твои сотрудники в определенных ситуациях, и стараешься сразу проработать эти моменты.
– Проходили ли курсы повышения квалификации, бизнес-школы по управлению музеем? Или все тонкости руководства познавались на опыте?
– Когда директором музея был Альберт Юрьевич Хлюпин, он передавал мне свой опыт, учил особенностям «ремесла» на случай его командировок. Поэтому изначально всё познавалось на его учениях и собственном опыте. Уже после назначения на должность я отучился в магистратуре по специальности «Государственное и муниципальное управление». Получил диплом управленца.
– Помогло в работе?
– Учеба дала понимание общей структуры работы госорганизации, но не дала практического знания по управлению именно государственным учреждением культуры. Открытые семинары, мероприятия, обучающие сессии в большей степени рассчитаны на бизнес-сообщество. А сейчас специфика работы в государственном учреждении настолько далека от принципов ведения частного бизнеса, что знания окажутся нерелевантны запросу. Потому планирую пройти курсы повышения квалификации именно по управлению культурным учреждением.
– Какие управленческие решения планируете принять в ближайшее время?
– Готовлюсь к увеличению кадрового состава – минимум на шесть человек: предположительно, заместителя директора, экономиста, закупщика, специалиста по связям с общественностью, хранителя и смотрителя музейных фондов в Котельниче. Это необходимо для оптимизации собственной работы, чтобы снять с себя ряд задач. Например, поручить заместителю вопросы безопасности учреждения, охраны труда, ведения антикоррупционной работы, закупок и так далее. На данный момент эти вопросы занимают время, которое надо бы посвятить основной деятельности – стратегическому развитию Вятского палеонтологического музея.
– В чем еще заключается ваша работа?
– Отвечу историей. Однажды я в фирменной футболке зашел в экспозиционный зал, куда пришла посетительница. Увидев меня, стала стандартно расспрашивать о подлинности экспонатов. Кратко ответил на все вопросы. После чего женщина, посмотрев на меня, спросила: «Вы смотрителем работаете?» Ответил: «Да, я здесь за всем присматриваю». Поэтому, чтобы не углубляться в должностные инструкции, задача руководителя заключается в том, чтобы все направления деятельности развивались.
В чём измерять эффективность?
– Какие есть метрики для оценки эффективности работы государственного музея?
– Как и другим областным музеям, палеонтологическому выделяют субсидию для осуществления деятельности и дают государственное задание. Мы должны достичь ряд показателей: финансовое обеспечение, количество туристов в стационарном музее и на временных выставках, количество новых предметов, которыми пополнились фондовые коллекции, число открываемых выставок и другие чуть менее значимые метрики.
– Вятский палеонтологический музей на сегодня эффективен?
– Стараемся выполнять планы плюс-минус на 100%. Практика показывает, что существенное перевыполнение планов свидетельствует о неграмотном планировании. Да, бывают и просадки по показателям. Но они, во-первых, редкие, во-вторых, я уже представляю, какие шаги нужно предпринять, чтобы показатель был выполнен.
– А по внутреннему ощущению?
– Оценить культуру цифрами очень сложно. Например, в музей привели группу школьников: они пронеслись по залам, не обращая внимания на экскурсовода, разговаривая о своем, слушая музыку, смотря в телефон. Можно ли такое посещение назвать эффективным? Скорее нет. А когда на эту же выставку пришла семья, которая приехала в Киров специально из другого региона, чтобы посетить в том числе и палеонтологический музей, внимательно слушала, задавала вопросы? Взаимодействие получилось более качественным и значимым.
Особенность и сложность культуры в том, что результат нашей работы со школьниками, студентами виден не сразу. Посещения музеев, театров, выставочных залов формирует здоровую личность с определенными морально-этическими ценностями, здравыми жизненными ориентирами. Эффект от нас, учреждений культуры, мы увидим только через 10-15 лет. А сейчас у нас есть условные цифры. Знаем, к примеру, что в Ночь музеев к нам пришло 3500 человек.
Фото: Елена Тигрина.
Музей и деньги
– Бытует мнение, что учреждения культуры – совершенно неприбыльная история.
– Мне импонирует позиция, что учреждения культуры и музеи – это вообще не про зарабатывание. Их задачи, в первую очередь, собирать и сохранять культурные ценности, во вторую – быть туристическим объектом и привлекать в город гостей. Зарабатывать будут отели, магазины, сувенирные лавки, малый и средний бизнес. Поэтому все государственные музеи убыточны.
– Выходит, музей – это не бизнес?
– Бизнес зарабатывает деньги. Музей воспитывает людей и сохраняет культуру.
В случае с частными музеями два варианта. Либо у человека есть собственное предприятие, а сбор экспонатов, формирование экспозиций и выставочная деятельность являются хобби и отдушиной. Либо это коммерческий проект, направленный на привлечение посетителей, но под универсальной маркировкой «музей».
– Частные музеи для вас конкуренты?
– Если смотреть с точки зрения тематики и содержания, то нет. Наши посетители, люди, которым интересна естественная наука, в меньшей степени тяготеют, например, к живописи, скульптуре. Поэтому не пойдут в художественный музей. И наоборот, людям, которым интересно искусство, вряд ли придут к нам.
Вопрос надо рассматривать шире: это конкуренция за свободное время человека. Если ему без разницы, что посещать, то и художественный музей, и музей шоколада, и кинотеатр, и стриминговая платформа – наши конкуренты.
Без объединения и дробления
– Некогда ходили слухи, что палеомузей станет частью областного краеведческого музея. Сейчас вы отдельная самостоятельная единица. Разговоров о слиянии нет?
– В Кирове всего четыре областных музея: краеведческий, художественный, палеонтологический и музей космонавтики.
Вопрос о слиянии поднимался, но исключительно из соображений экономии средств. При реорганизации музей стал бы палеонтологическим отделом при краеведческом музее, был бы упразднен административно-управленческий аппарат. Но, когда были подсчитаны цифры, то выгода не превышала 300-400 тысяч рублей. Экономического эффекта не случилось бы, а область потеряла бы узнаваемый, автономный бренд в лице Вятского палеонтологического музея.
Если бы мы стали структурной единицей более крупного (пусть и старинного) музея, то потеряли бы часть свободы в организации экспедиционных выездов, посещения конференций, развития экспозиций и ведения научной работы. На сегодняшний день, уверен, объединение нашего музея с кем бы то ни было не оправдано. И такого не будет. По крайней мере с 2016-2018 годов нет даже предпосылок.
– Чем отличается Котельничский палеонтологический музей?
– Несмотря на то, что Котельничский палеонтологический музей появился гораздо раньше (в 1994-ом), он является нашим структурным подразделением. Мы единый организм. Одна из задач палеомузея – рассказать, как шло развитие животного мира на нашей планете. Это мы можем проиллюстрировать фундаментальными палеонтологическими находками со всего мира. С этой точки зрения около 50-60% экспозиций двух музеев совпадают. Котельничский отдел обладает небольшим, но отдельным выставочным залом, где регулярно открываются временные выставки.
– Стоит ли открывать в других районах палеонтологические отделы и филиалы? Например, в Лебяжье, где нашли останки мамонта?
– Я не сторонник создания филиалов...хотя всерьез не задумывался над этим вопросом. Какой смысл открывать еще один филиал, если и в Кирове, и в Котельниче музей находится в арендованных помещениях?
475 вместо 2000
– Чуть больше года назад палеонтологам передали на праве оперативного управления историческое здание в центре города – бывший роддом №1. Про переезд, как понимаю, говорить еще очень рано?
– Все верно. На восстановление исторического здания необходимы огромные средства. Только на проектно-сметную документацию около 15-17 млн рублей по ценам 2023 года. У области таких средств нет.
Поэтому единственно оптимальный вариант – сдача здания в аренду с условием восстановления объекта и дальнейшей его эксплуатации в течение 25 лет, чтобы «отбить» вложенные средства. В это время палеонтологический музей продолжает работать в стенах кукольного музея. Когда срок договора аренды закончится, здание полностью перейдет в наше пользование.
В 2023 году мы передали здание в аренду тульской компании, специализирующейся на реставрационных работах. Они уже получили разрешение на проведение исследовательских работ. Других механизмов, которые позволили бы и восстановить здание, и открыть для музея перспективы, пока нет.
–О чем болит душа директора палеомузея?
– О расширении музея! Нам катастрофически не хватает помещений.
Во-первых, помещения нужны для хранения фондов – еще чуть-чуть и будут нарушаться условия хранения имеющихся экспонатов. «Выселять» фонды в отдельное помещение не получится, так как для них нужны особые условия транспортировки, размещения и содержания.
Во-вторых, с точки зрения образовательной миссии мы предоставляем информацию не в полном объеме. Палеонтология рассказывает о полном цикле развития животного мира. А мы из-за нехватки площадей остановились на вымирании динозавров...и целая эпоха – 65 миллионов лет жизни до появления человека – абсолютно не показана. Также нет отдельного помещения и для временных выставок. Вы не представляете, какие изумительные выставки палеонтологической тематики можно привезти в Киров. У нас есть предварительные договоренности с коллегами из Ульяновска, из Санкт-Петербурга, из Москвы – Дарвиновского музея.
В-третьих, современному человеку для посещения музея недостаточно просто интересной экспозиции, ему нужны тематические площадки, сувенирные магазины, атмосферные кафе или комнаты для детей.
Не будем загадывать, но в ближайшие три-пять лет, надеюсь, вопрос о дополнительных площадях для музея начнет решаться.
– Можно найти решение другим способом? Например, организовать совместную выставку с другим музеем, чьи площади позволяют?
– Здесь встает вопрос амбиций, в том числе. Я с уважением отношусь ко всем коллегам, но крутой тематический проект хочется реализовать на своей площадке.
– Есть в Кирове такие объекты, куда вы могли бы переехать?
– Если мечтать и планировать глобально, то наша цель – в том, чтобы в Кирове появился полноценный, масштабный палеонтологический центр, где была бы и постоянная экспозиция, и современные временные выставки, и фонды, места для работы с посетителями, помещения для мастер-классов, кружков. Потребность – в развитии и популяризации этого направления. Для того, чтобы такой центр появился, нужно около 2000 квадратных метров. Сейчас палеонтологический музей размещен на 475 квадратах. Если мы переедем в помещение чуть большее по площади, то затраты будут высокие, а эффект незначительный.
Мне нравится практика, когда не музей пытаются впихнуть в существующее здание, а под него строят отдельный объект. Например, при строительстве московского палеонтологического института обсуждался вопрос создания такого архитектурного облика и планировки, чтобы в здании мог разместиться только этот институт и никто больше. Такой подход избавляет от риска выселения. В Кирове подобную практику применили для создания Детского космического центра.
Фото: Валентин Попов.
О профессионально-личном
– У вас есть профдеформация?
– Не столько профдеформация палеонтолога, сколько директора – въелся ген бюджетника. Я не представляю, как, например, в коммерческой организации можно оперативно организовать поставку товара. Коммерсанты находят подрядчика, выписывают счет, оформляют заявку – всё. В моем понимании надо собрать коммерческие предложения, запланировать объем расходов, внести в план финансовой деятельности, запустить процедуру торгов. Сейчас, в марте, мы уже готовим смету крупных мероприятий и выставок на следующий год.
– По чему больше всего вы скучаете как научный сотрудник и как человек, который регулярно выезжал на раскопки?
– Наверное, по беззаботным полупрофессиональным диалогам после рабочего дня у костра. Только в такой неформальной атмосфере можно откровенно поговорить с коллегами, получить честный взгляд со стороны.
– Что раздражает вас как директора?
– Слабый тайм-менеджмент на всех уровнях: неумение планировать и, как следствие, несвоевременные действия. То, что люди не готовы брать на себя ответственность за принятые решения. И, с моей точки зрения, в ряде случаев необоснованно раздутый документооборот.
– Что нравится в работе директора?
– Возможность реализовывать в первую очередь те проекты, которые мне больше всего интересны.
– Возникали ли мысли сменить профессию?
– Да. (Смеётся). В государственном учреждении масса возможностей, которые позволяют реализоваться, достичь каких-то высот. Но вместе с тем здесь много и ограничений. В течение этих десяти лет часто думал, могу ли я открыть свое дело или, предположим, стать ведущим на радио или телевидении, учителем биологии – я по основному образованию учитель биологии... Мне кажется, думать о том, чем бы ты мог еще заняться в этой жизни, – это нормально. Это хотя бы мысли о выходе из зоны комфорта.
Но пока я остаюсь на этом месте. И каждое утро иду не на работу, а заниматься развитием музея.