Для чего нужна дача?
Наталья Радулова
Обозреватель журнала "Огонек"
22.05.2017
318
Когда я спрашиваю у знакомых, зачем им эти пресловутые шесть соток, зачем вбухивать столько денег в обустройство, во все эти домики, бани и террасы, мне отвечают примерно одно и то же.
Сначала, словно оправдываясь, перечисляют полезности: «Ребенок на свежем воздухе!», «Загар без лямочек», «Мангал! Запеченная скумбрия!», «По подсчетам экспертов, с обрабатываемых шести соток в средней полосе России собирается около 540 кг картофеля и овощей и до 250 кг фруктов в год». А потом все говорят о душе. И тут у них даже тембр голоса сразу меняется. Люди говорят: «Конечно, можно отдохнуть хоть в санатории. Но все же своя земля, свой дом — это совсем другое». Или: «Там есть самое главное. Высокие деревья, красивые цветы и садовые качели. Так хорошо! Приехать, сесть на скамейку и отталкиваться ногой. И ни о чем не думать». Или: «На даче никаких соседей, верхних и нижних. Сверху только звезды, а снизу — трава». Или: «С возрастом отношение к даче меняется. Мы с мужем лет до тридцати пяти даже думать о ней не хотели. Рассуждали так: дача привяжет нас к одному месту, а мы хотим путешествовать, отдыхать на море. А сейчас… Всё. Только там мы дома. Никуда не спешим, никуда не опаздываем, успокаиваемся».
Да, с годами доходит, что в этом-то и смысл русской жизни: быть привязанным к одному месту. Конечно, и в Италии хорошо, и в Паттайи классные пляжи, и все мы граждане мира, но как только начинают набухать на деревьях почки, горожане в российских городах расцветают тоже, улыбаются: «Как же на дачу хочется». Что-то внутри нас подсказывает, что пора возделывать свой сад, ехать на свою землю, по которой должны бегать босиком наши дети.
Поэтому такое количество россиян все свои взрослые годы переживает конфликт между городской и сельской жизнью. В какой еще стране такое количество граждан обладают «зимним» и «летним» жилищами? У нас же таких людей миллионы. С одной стороны, у нас напряженные, загруженные рабочие будни в мегаполисах. И противоположность этой суете — размеренная жизнь на даче в выходные или в отпуске, простое, почти деревенское существование, в своем ритме, под открытым небом. Психологи говорят, что это малогабаритное городское жилье выталкивает уставших горожан в вольготную пригородную зону. Но все же есть и еще кое-что.
Это в городе мы сидим в модных кофейнях, пьем капучино, фраппучино или, прости Господи, «Колд Брю», соответствуем, держим марку на совещаниях и спину на свиданиях. В городе господствует пренебрежение природой, развязываются войны, устраиваются политические дебаты, покупаются в кредит машины представительского класса и вкачиваются филлеры в носогубные складки.
А на даче — все настоящее. Дом лучше деревянный. Безделушки, орнаменты, картины на стенах или лаконичная чистота интерьера — это не важно, лишь бы без всякого там хай-тека. Натуральные материалы, естественные цвета. Пробуждение без будильника. Чай на веранде, под плетеным абажуром, с чашечками на блюдцах. Игры — не за компьютером. Есть бадминтон, есть дедушкины книги, мячик, речка и собака Пушок. Что еще надо для счастья?
Сельское население России, согласно Росстату, сейчас составляет всего 26 процентов, а еще до середины 1960-х оно преобладало над городским. Из деревни действительно вырывались яростно, из года в год. Но как теперь вырвать деревню из нас? При слове «Родина» мы представляем не бетонные городские районы, а березки хрестоматийные, маковки подсолнухов, щавелевый лист и калиновый куст, и тропинку, и лесок, в поле каждый колосок. Родина — это где с крыльца шагаешь на землю, а не на площадку у лифта. Где велосипед вязнет в пыли, за день на солнце нагревается вода в рукомойнике и ручьи бегут вниз, к реке, а не в ливневую канализацию.
На даче каждый может быть собой: мужчина и женщина, старый и малый. Чувствовать, думать и, в основном, делать что хочет. Как говорил один персонаж из пьесы Максима Горького «Дачники», «дачная жизнь хороша именно своей бесцеремонностью». На шпильках здесь никто не ходит, костюм с галстуком не надевает и запросто может заглянуть к соседу без предварительного звонка: «Алла Сергеевна, я иду мимо, смотрю, а вы кабачки, что ли, на той грядке посадили?».
Впрочем, за городом нам и без кабачков неплохо. Ведь не случайно образ рая — это сад. Поэтому нас так тянет на природу, будь это хоть шесть соток, хоть огромная усадьба с газоном и альпийскими горками. После зимнего заточения в городских бункерах мы рвемся в свой рай, чтобы почувствовать, как выходят из нас мрак и холод этих шести месяцев. На даче мы вдруг замечаем и воспринимаем как откровение землю и траву, стук дождя по крыше, огонь в камине, зеленые ростки и зрелые плоды, зарождение жизни и ее угасание.
Ничто не длится вечно. Поэтому мы впитываем в себя весну и лето, как пчелы — цветочную пыльцу. Мы запасаем мед и варим варенье. К черту покупное! В России мы варим свое, выковыриваем косточки из вишни, маринуем огурцы, сушим грибы, жадно торопимся законсервировать солнце и счастье. Как у Пастернака:
Лист смородины груб и матерчат.
В доме хохот и стекла звенят,
В нем шинкуют, и квасят, и перчат,
И гвоздики кладут в маринад.
«Мам, ну куда тебе столько банок! — раздраженно говорит дочь-подросток, вынимая наушник. — Кто все это будет есть?». Мама смотрит строго. Дочь еще слишком юна, слишком нетерпелива и нетерпима, устремлена вперед и не способна осознать, что «всему свой приходит конец», и дело не в количестве банок. Когда-нибудь она сама будет таскать детей на дачу, подсовывать им ягоды: «Ешь, наедайся впрок», будет перетирать смородину, как воспоминания, стараясь сохранить для себя и для родных этот вкус, этот теплый день, скрип половиц и ажурную тень от занавесок. Когда-нибудь она поймет, как коротко лето. Как коротка любовь. Как коротка жизнь. И еще она обязательно поймет, что этот обычный дачный день — и есть жизнь. А пока: «Так, все, не путайся под ногами, принеси еще сахар».
Сначала, словно оправдываясь, перечисляют полезности: «Ребенок на свежем воздухе!», «Загар без лямочек», «Мангал! Запеченная скумбрия!», «По подсчетам экспертов, с обрабатываемых шести соток в средней полосе России собирается около 540 кг картофеля и овощей и до 250 кг фруктов в год». А потом все говорят о душе. И тут у них даже тембр голоса сразу меняется. Люди говорят: «Конечно, можно отдохнуть хоть в санатории. Но все же своя земля, свой дом — это совсем другое». Или: «Там есть самое главное. Высокие деревья, красивые цветы и садовые качели. Так хорошо! Приехать, сесть на скамейку и отталкиваться ногой. И ни о чем не думать». Или: «На даче никаких соседей, верхних и нижних. Сверху только звезды, а снизу — трава». Или: «С возрастом отношение к даче меняется. Мы с мужем лет до тридцати пяти даже думать о ней не хотели. Рассуждали так: дача привяжет нас к одному месту, а мы хотим путешествовать, отдыхать на море. А сейчас… Всё. Только там мы дома. Никуда не спешим, никуда не опаздываем, успокаиваемся».
Да, с годами доходит, что в этом-то и смысл русской жизни: быть привязанным к одному месту. Конечно, и в Италии хорошо, и в Паттайи классные пляжи, и все мы граждане мира, но как только начинают набухать на деревьях почки, горожане в российских городах расцветают тоже, улыбаются: «Как же на дачу хочется». Что-то внутри нас подсказывает, что пора возделывать свой сад, ехать на свою землю, по которой должны бегать босиком наши дети.
Поэтому такое количество россиян все свои взрослые годы переживает конфликт между городской и сельской жизнью. В какой еще стране такое количество граждан обладают «зимним» и «летним» жилищами? У нас же таких людей миллионы. С одной стороны, у нас напряженные, загруженные рабочие будни в мегаполисах. И противоположность этой суете — размеренная жизнь на даче в выходные или в отпуске, простое, почти деревенское существование, в своем ритме, под открытым небом. Психологи говорят, что это малогабаритное городское жилье выталкивает уставших горожан в вольготную пригородную зону. Но все же есть и еще кое-что.
Это в городе мы сидим в модных кофейнях, пьем капучино, фраппучино или, прости Господи, «Колд Брю», соответствуем, держим марку на совещаниях и спину на свиданиях. В городе господствует пренебрежение природой, развязываются войны, устраиваются политические дебаты, покупаются в кредит машины представительского класса и вкачиваются филлеры в носогубные складки.
А на даче — все настоящее. Дом лучше деревянный. Безделушки, орнаменты, картины на стенах или лаконичная чистота интерьера — это не важно, лишь бы без всякого там хай-тека. Натуральные материалы, естественные цвета. Пробуждение без будильника. Чай на веранде, под плетеным абажуром, с чашечками на блюдцах. Игры — не за компьютером. Есть бадминтон, есть дедушкины книги, мячик, речка и собака Пушок. Что еще надо для счастья?
Сельское население России, согласно Росстату, сейчас составляет всего 26 процентов, а еще до середины 1960-х оно преобладало над городским. Из деревни действительно вырывались яростно, из года в год. Но как теперь вырвать деревню из нас? При слове «Родина» мы представляем не бетонные городские районы, а березки хрестоматийные, маковки подсолнухов, щавелевый лист и калиновый куст, и тропинку, и лесок, в поле каждый колосок. Родина — это где с крыльца шагаешь на землю, а не на площадку у лифта. Где велосипед вязнет в пыли, за день на солнце нагревается вода в рукомойнике и ручьи бегут вниз, к реке, а не в ливневую канализацию.
На даче каждый может быть собой: мужчина и женщина, старый и малый. Чувствовать, думать и, в основном, делать что хочет. Как говорил один персонаж из пьесы Максима Горького «Дачники», «дачная жизнь хороша именно своей бесцеремонностью». На шпильках здесь никто не ходит, костюм с галстуком не надевает и запросто может заглянуть к соседу без предварительного звонка: «Алла Сергеевна, я иду мимо, смотрю, а вы кабачки, что ли, на той грядке посадили?».
Впрочем, за городом нам и без кабачков неплохо. Ведь не случайно образ рая — это сад. Поэтому нас так тянет на природу, будь это хоть шесть соток, хоть огромная усадьба с газоном и альпийскими горками. После зимнего заточения в городских бункерах мы рвемся в свой рай, чтобы почувствовать, как выходят из нас мрак и холод этих шести месяцев. На даче мы вдруг замечаем и воспринимаем как откровение землю и траву, стук дождя по крыше, огонь в камине, зеленые ростки и зрелые плоды, зарождение жизни и ее угасание.
Ничто не длится вечно. Поэтому мы впитываем в себя весну и лето, как пчелы — цветочную пыльцу. Мы запасаем мед и варим варенье. К черту покупное! В России мы варим свое, выковыриваем косточки из вишни, маринуем огурцы, сушим грибы, жадно торопимся законсервировать солнце и счастье. Как у Пастернака:
Лист смородины груб и матерчат.
В доме хохот и стекла звенят,
В нем шинкуют, и квасят, и перчат,
И гвоздики кладут в маринад.
«Мам, ну куда тебе столько банок! — раздраженно говорит дочь-подросток, вынимая наушник. — Кто все это будет есть?». Мама смотрит строго. Дочь еще слишком юна, слишком нетерпелива и нетерпима, устремлена вперед и не способна осознать, что «всему свой приходит конец», и дело не в количестве банок. Когда-нибудь она сама будет таскать детей на дачу, подсовывать им ягоды: «Ешь, наедайся впрок», будет перетирать смородину, как воспоминания, стараясь сохранить для себя и для родных этот вкус, этот теплый день, скрип половиц и ажурную тень от занавесок. Когда-нибудь она поймет, как коротко лето. Как коротка любовь. Как коротка жизнь. И еще она обязательно поймет, что этот обычный дачный день — и есть жизнь. А пока: «Так, все, не путайся под ногами, принеси еще сахар».