Как пандемия повлияла на оценки российской безработицы
Вадим Гимпельсон
Директор Центра трудовых исследований НИУ ВШЭ
29.06.2020 21:46
556
Известно, что во время кризисов растет внимание к показателям безработицы, несущим с собой много важных сигналов. Эта информация должна быть оперативной, максимально подробной и точной, чтобы можно было разрабатывать адекватные политические меры. Знаем ли мы, какова сегодня ситуация с безработицей в России? Боюсь, что нет. Сейчас мы встречаем в СМИ множество оценок, текущих и прогнозных, того, что есть, и того, что может случиться. Их разброс огромен, а методологическая база крайне слаба.
Место на рынке труда
Начнем с определения, что мы обозначаем термином «безработица». Для специалистов это понятие строго формализовано, и ему соответствуют четко закрепленные статистические критерии. Поэтому низкое значение показателя безработицы в статистике может легко сосуществовать с высоким, сложившимся в массовом сознании, поскольку формально занятым считается каждый, кто отработал хотя бы час в течение референтной недели. Не уверен, что индивид, работающий два часа в неделю, но продолжающий искать нормальную работу, с легкостью примет такой подход. Недаром появилось понятие «скрытая безработица», не существующее в профессиональном языке. Оно подразумевает, что есть большая группа плохо занятых — работающих неполное рабочее время или неформально, выполняющих разовые и случайные работы, на условиях краткосрочных контрактов или просто получающих низкую зарплату.
Что касается безработицы в строгом смысле, то она предполагает сочетание трех критериев: отсутствие работы, ее активный поиск и готовность приступить к работе. Другими словами, если человек, не имеющий работы, ее сейчас по тем или иным причинам не ищет или не готов к ней приступить, то он не безработный.
Сравнимость данных
Показатель безработицы существует в двух вариантах, предполагающих совершенно разные подходы к его расчету. Один использует данные специальных обследований рабочей силы, которые строятся на основе критериев Международной организации труда (МОТ). Они критикуются многими специалистами, но только следование им обеспечивает сравнимость данных, пусть относительную. Во-первых, существуют национальные особенности в проведении таких обследований, касающиеся охвата отдельных групп. Простейший пример: до 2017 года Росстат ограничивал свое наблюдение гражданами до 72 лет, хотя в большинстве стран такого ограничения не было.
Во-вторых, размер пособия, замещающего заработок, влияет не только на стимулы к регистрации в службе занятости, но и на срок поиска работы. Если пособие мало, то безработный может предпочесть первую попавшуюся вакансию или уйти с рынка труда. Поэтому две страны с одинаковым показателем безработицы (например, в России и Германии в начале 2020 года он был около 5%), но сильно разными коэффициентами замещения (менее 20% против 60%) будут иметь и очень разные рынки труда. Значительная часть потенциальной безработицы в первом случае замещается скрытой безработицей, то есть малооплачиваемой занятостью. Высокое пособие переключает таких работников из занятости в безработицу, а низкое — из незанятости в занятость, включая неформальную. В-третьих, существует группа временно уволенных с обещанием обратного найма. Это похоже на наши административные отпуска без оплаты. В США они включаются в число безработных, а у нас — нет. Есть еще много нюансов, нарушающих прямолинейную сопоставимость.
Важная особенность оценок МОТ в том, что они появляются с лагом примерно в месяц. Только что опубликована оценка за май, а за июнь оценка будет получена только в конце июля. В условиях кризиса такая информация быстро теряет актуальность. Кроме того, безработный по определению должен активно искать работу, а во время карантина этот поиск крайне затруднен. А значит, тот, кто потерял работу, но из-за самоизоляции ее не ищет, безработным в статистическом смысле не является, а оказывается вне рабочей силы. Попадающие в длительные административные отпуска могут считаться либо занятыми (они же формально не уволены), либо покинувшими рынок труда (де-факто не работают, но и работу не ищут).
Что же говорит методика МОТ про российскую безработицу в период эпидемии? В январе—марте 2020 года, то есть до начала карантина и самоизоляции, мы имели примерно 3,5 млн безработных, или около 4,7% рабочей силы. В апреле, согласно Росстату, безработица составила 4,3 млн, или 5,8%, а в мае — 4,5 млн, или 6,1%. Однако к этим значениям надо отнестись с осторожностью. Росстат уточнял в своем майском докладе: «В связи с эпидемиологической обстановкой, обусловленной COVID-19, обследование рабочей силы в апреле 2020 года проводилось методом телефонного опроса респондентов». Это делает новые оценки несопоставимыми с теми, что были получены с использованием стандартных методов. К сожалению, мы не знаем, как выглядел новый инструментарий статистиков, каков был реальный охват респондентов и процент отказа от участия в опросе. Сопоставимые данные появятся вновь не раньше, чем технология обследования вернется к своему традиционному виду.
Пришедшие за пособием
Второй подход к оценке уровня безработицы предполагает учет лиц, обратившихся в службу занятости для признания их безработными, получения пособия и содействия в трудоустройстве. Коэффициент замещения утерянного заработка пособием сильно варьирует по странам, но в России, как уже говорилось, он всегда был очень низким. Стимулы же к регистрации у потерявших работу сильно зависят от условий и размера выплат. Все это делает статистику регистрируемой безработицы не сопоставимой не только между странами, но и между регионами одной страны. Даже сейчас максимальное пособие, которое получают далеко не все зарегистрированные безработные, составляет в нашей стране лишь около четверти средней зарплаты, а это соотношение сильно варьируется по регионам.
К сожалению, Роструд не публикует текущую статистику регистраций в ежедневном или еженедельном режиме, а потому приходится опираться на выступления официальных лиц. В январе—марте 2020 года регистрируемая безработица составляла около 730 тыс. человек. К концу апреля, по словам министра труда Антона Котякова, она насчитывала уже 1,3 млн, а к середине июня — 2,5 млн человек. Эта категория за два с половиной месяца выросла почти в 3,4 раза, или с 1% до примерно 3,4% от рабочей силы. Учитывая, что многие безработные по разным причинам не могут рассчитывать на помощь, статистика регистрации традиционно дает неполную картину.
Разброс оценок
Можно ли каким-то образом спроецировать данные служб занятости на общую безработицу? Все зависит от гипотез и нашей веры в их правдоподобность. Во-первых, можно предположить, что общая безработица меняется тем же темпом, что и регистрируемая. В этом случае на середину июня ее уровень мог бы составить примерно 14% (4,7% × 3). Во-вторых, можно отталкиваться от соотношения между регистрируемой и общей безработицей, которое на протяжении 20 последних лет колебалось между одним к трем и одним к пяти. Если умножить уровень регистрируемой (2,5 млн, или примерно 3,4%) на коэффициент 4, то получим 13,6% для уровня общей безработицы. В-третьих, можно учесть временное повышение пособия для тех, кто потерял работу после 1 марта, усиливающее стимулы к регистрации. Последнее значимое повышение было перед кризисом 2009 года, и тогда соотношение снизилось до трех раз. В этом случае мы придем к 10% безработных на середину июня.
А что будет, если в качестве исходных данных для еще одного возможного сценария все-таки принять оценку Росстата в 6,1% на середину мая и сокращение рабочей силы между мартом и маем на 1 млн человек? Такой быстрый уход из занятости, не сопровождающийся поиском работы, является очевидным отражением нынешнего кризиса. Если таких незанятых и неищущих добавить к безработным, то получится около 7,5%. Как видим, спектр оценок для середины июня оказывается достаточно широким.
Уже приведенные оценки варьируют в значительном диапазоне, но набор возможных гипотез далеко не исчерпан. Мы явно имеем большую зону неопределенности. Могут ли закрыть ее телефонные и интернет-опросы, которых сегодня много? К сожалению, нет. Их надежность как инструментов статистического измерения для экономической политики очень мала, хотя они дают полезный материал для анализа. К тому же вариация оценок, полученных по такой неконвенциональной методологии, оказывается еще значительнее.
Я ни в коем случае не утверждаю, что имеет место манипулирование статистикой. Мой тезис заключается в том, что мы, включая органы власти, почти ничего не знаем про то, какова сегодня фактическая безработица, не говоря уже о ее структуре. Отчасти эта ситуация объективна, и подозреваю, что с подобным вызовом сегодня сталкиваются многие страны. Но имеет ли это незнание какое-либо практическое значение? Мне представляется, что да. Применительно к собственному здоровью каждый хочет, чтобы прописываемое лечение опиралось на точный диагноз и надежные результаты анализов и обследований. Разработка обоснованной и эффективной политики по восстановлению экономики, изрядно потрепанной кризисом, предполагает, что мы хорошо понимаем, где находимся и куда движемся. Мы же оказались посередине разбушевавшегося океана на корабле с неработающими навигационными приборами.
Подробнее на РБК: https://www.rbc.ru/opinions/economics/23/06/2020/5ef06fef9a79478939a1e832?from=center
Место на рынке труда
Начнем с определения, что мы обозначаем термином «безработица». Для специалистов это понятие строго формализовано, и ему соответствуют четко закрепленные статистические критерии. Поэтому низкое значение показателя безработицы в статистике может легко сосуществовать с высоким, сложившимся в массовом сознании, поскольку формально занятым считается каждый, кто отработал хотя бы час в течение референтной недели. Не уверен, что индивид, работающий два часа в неделю, но продолжающий искать нормальную работу, с легкостью примет такой подход. Недаром появилось понятие «скрытая безработица», не существующее в профессиональном языке. Оно подразумевает, что есть большая группа плохо занятых — работающих неполное рабочее время или неформально, выполняющих разовые и случайные работы, на условиях краткосрочных контрактов или просто получающих низкую зарплату.
Что касается безработицы в строгом смысле, то она предполагает сочетание трех критериев: отсутствие работы, ее активный поиск и готовность приступить к работе. Другими словами, если человек, не имеющий работы, ее сейчас по тем или иным причинам не ищет или не готов к ней приступить, то он не безработный.
Сравнимость данных
Показатель безработицы существует в двух вариантах, предполагающих совершенно разные подходы к его расчету. Один использует данные специальных обследований рабочей силы, которые строятся на основе критериев Международной организации труда (МОТ). Они критикуются многими специалистами, но только следование им обеспечивает сравнимость данных, пусть относительную. Во-первых, существуют национальные особенности в проведении таких обследований, касающиеся охвата отдельных групп. Простейший пример: до 2017 года Росстат ограничивал свое наблюдение гражданами до 72 лет, хотя в большинстве стран такого ограничения не было.
Во-вторых, размер пособия, замещающего заработок, влияет не только на стимулы к регистрации в службе занятости, но и на срок поиска работы. Если пособие мало, то безработный может предпочесть первую попавшуюся вакансию или уйти с рынка труда. Поэтому две страны с одинаковым показателем безработицы (например, в России и Германии в начале 2020 года он был около 5%), но сильно разными коэффициентами замещения (менее 20% против 60%) будут иметь и очень разные рынки труда. Значительная часть потенциальной безработицы в первом случае замещается скрытой безработицей, то есть малооплачиваемой занятостью. Высокое пособие переключает таких работников из занятости в безработицу, а низкое — из незанятости в занятость, включая неформальную. В-третьих, существует группа временно уволенных с обещанием обратного найма. Это похоже на наши административные отпуска без оплаты. В США они включаются в число безработных, а у нас — нет. Есть еще много нюансов, нарушающих прямолинейную сопоставимость.
Важная особенность оценок МОТ в том, что они появляются с лагом примерно в месяц. Только что опубликована оценка за май, а за июнь оценка будет получена только в конце июля. В условиях кризиса такая информация быстро теряет актуальность. Кроме того, безработный по определению должен активно искать работу, а во время карантина этот поиск крайне затруднен. А значит, тот, кто потерял работу, но из-за самоизоляции ее не ищет, безработным в статистическом смысле не является, а оказывается вне рабочей силы. Попадающие в длительные административные отпуска могут считаться либо занятыми (они же формально не уволены), либо покинувшими рынок труда (де-факто не работают, но и работу не ищут).
Что же говорит методика МОТ про российскую безработицу в период эпидемии? В январе—марте 2020 года, то есть до начала карантина и самоизоляции, мы имели примерно 3,5 млн безработных, или около 4,7% рабочей силы. В апреле, согласно Росстату, безработица составила 4,3 млн, или 5,8%, а в мае — 4,5 млн, или 6,1%. Однако к этим значениям надо отнестись с осторожностью. Росстат уточнял в своем майском докладе: «В связи с эпидемиологической обстановкой, обусловленной COVID-19, обследование рабочей силы в апреле 2020 года проводилось методом телефонного опроса респондентов». Это делает новые оценки несопоставимыми с теми, что были получены с использованием стандартных методов. К сожалению, мы не знаем, как выглядел новый инструментарий статистиков, каков был реальный охват респондентов и процент отказа от участия в опросе. Сопоставимые данные появятся вновь не раньше, чем технология обследования вернется к своему традиционному виду.
Пришедшие за пособием
Второй подход к оценке уровня безработицы предполагает учет лиц, обратившихся в службу занятости для признания их безработными, получения пособия и содействия в трудоустройстве. Коэффициент замещения утерянного заработка пособием сильно варьирует по странам, но в России, как уже говорилось, он всегда был очень низким. Стимулы же к регистрации у потерявших работу сильно зависят от условий и размера выплат. Все это делает статистику регистрируемой безработицы не сопоставимой не только между странами, но и между регионами одной страны. Даже сейчас максимальное пособие, которое получают далеко не все зарегистрированные безработные, составляет в нашей стране лишь около четверти средней зарплаты, а это соотношение сильно варьируется по регионам.
К сожалению, Роструд не публикует текущую статистику регистраций в ежедневном или еженедельном режиме, а потому приходится опираться на выступления официальных лиц. В январе—марте 2020 года регистрируемая безработица составляла около 730 тыс. человек. К концу апреля, по словам министра труда Антона Котякова, она насчитывала уже 1,3 млн, а к середине июня — 2,5 млн человек. Эта категория за два с половиной месяца выросла почти в 3,4 раза, или с 1% до примерно 3,4% от рабочей силы. Учитывая, что многие безработные по разным причинам не могут рассчитывать на помощь, статистика регистрации традиционно дает неполную картину.
Разброс оценок
Можно ли каким-то образом спроецировать данные служб занятости на общую безработицу? Все зависит от гипотез и нашей веры в их правдоподобность. Во-первых, можно предположить, что общая безработица меняется тем же темпом, что и регистрируемая. В этом случае на середину июня ее уровень мог бы составить примерно 14% (4,7% × 3). Во-вторых, можно отталкиваться от соотношения между регистрируемой и общей безработицей, которое на протяжении 20 последних лет колебалось между одним к трем и одним к пяти. Если умножить уровень регистрируемой (2,5 млн, или примерно 3,4%) на коэффициент 4, то получим 13,6% для уровня общей безработицы. В-третьих, можно учесть временное повышение пособия для тех, кто потерял работу после 1 марта, усиливающее стимулы к регистрации. Последнее значимое повышение было перед кризисом 2009 года, и тогда соотношение снизилось до трех раз. В этом случае мы придем к 10% безработных на середину июня.
А что будет, если в качестве исходных данных для еще одного возможного сценария все-таки принять оценку Росстата в 6,1% на середину мая и сокращение рабочей силы между мартом и маем на 1 млн человек? Такой быстрый уход из занятости, не сопровождающийся поиском работы, является очевидным отражением нынешнего кризиса. Если таких незанятых и неищущих добавить к безработным, то получится около 7,5%. Как видим, спектр оценок для середины июня оказывается достаточно широким.
Уже приведенные оценки варьируют в значительном диапазоне, но набор возможных гипотез далеко не исчерпан. Мы явно имеем большую зону неопределенности. Могут ли закрыть ее телефонные и интернет-опросы, которых сегодня много? К сожалению, нет. Их надежность как инструментов статистического измерения для экономической политики очень мала, хотя они дают полезный материал для анализа. К тому же вариация оценок, полученных по такой неконвенциональной методологии, оказывается еще значительнее.
Я ни в коем случае не утверждаю, что имеет место манипулирование статистикой. Мой тезис заключается в том, что мы, включая органы власти, почти ничего не знаем про то, какова сегодня фактическая безработица, не говоря уже о ее структуре. Отчасти эта ситуация объективна, и подозреваю, что с подобным вызовом сегодня сталкиваются многие страны. Но имеет ли это незнание какое-либо практическое значение? Мне представляется, что да. Применительно к собственному здоровью каждый хочет, чтобы прописываемое лечение опиралось на точный диагноз и надежные результаты анализов и обследований. Разработка обоснованной и эффективной политики по восстановлению экономики, изрядно потрепанной кризисом, предполагает, что мы хорошо понимаем, где находимся и куда движемся. Мы же оказались посередине разбушевавшегося океана на корабле с неработающими навигационными приборами.
Подробнее на РБК: https://www.rbc.ru/opinions/economics/23/06/2020/5ef06fef9a79478939a1e832?from=center