О моногородах
Михаил Хазин
Экономист
18.05.2017
308
Михаил Леонидович, говоря о моногородах, каждый понимает, что они — наследие советских времен. Тогда их существование было, в целом, оправданным. Сегодня повсеместно происходит одно и то же: к примеру, исчерпывается рудник, и достаточно крупный населенный пункт оказывается обречен на вымирание. Чтобы этого избежать, предлагаются такие проекты, как спасение погибающих городов развитием туризма. Возможно ли осуществление подобных предложений или это — всего лишь маниловские идеи? Может быть, лучше прекратить борьбу за воскрешение городов-призраков и переселить людей из моногородов туда, где нужны их рабочие руки и мозги, а значит, и они смогут, наконец, жить по-человечески, и государству будет польза?
- Проблемы моногородов существуют везде. В тех же США существуют и поселки шахтерские, и всякого рода специализированные города, связанные с оборонкой или с какими-то опасными технологиями и так далее.
Однако для решения этих проблем необходимо прежде всего понимать: а какое, собственно, будущее мы видим для страны? Потому что, например, в США там, где моногорода носили частный характер, никто вообще и не заморачивался. Как только рудник исчерпывался, люди увольнялись, и что с ними происходит дальше — никого вообще не волновало.
Сегодня, может быть, это волнует чуть-чуть больше по банальным причинам: потому что эти люди — избиратели, и поэтому местные депутаты этой темой немножко озабочены. Но достаточно в меру, потому что, как показывает опыт, обычно все-таки избирательный фонд депутатов финансирует крупный бизнес, а мнение обывателя достаточно хорошо манипулируется.
Так вот проблема состоит в том, что в нашей стране стратегии развития не существует. Правительство в этом смысле реализовало либеральную капиталистическую идею в абсолютном масштабе, то есть оно в принципе отказалось от какой бы то ни было ответственности о развитии ситуации.
И оно, собственно, реализовывает эту концепцию «ночного сторожа»: то есть мы пишем правила, но в основном, разумеется, за деньги каких-то крупных лоббистов, и следим за тем, чтобы эти правила исполнялись. Опять-таки, если тот, кто хочет, чтобы правила исполнялись, имеет деньги. А все остальное нас не волнует.
Так вот до тех пор, пока существует такая позиция, вообще, по большому счету, ни моногорода, ни люди никого не волнует. Единственное, что волнует верхнюю политическую власть — это массовые выступления трудящихся. По этой причине и чиновникам, и коммерсантам, которые в данном случае выступают неким единым фронтом, говорится: вы можете делать все, что угодно, главное — чтобы не было крупных массовых выступлений.
Я это остро прочувствовал в свое время. Однажды, это был, наверно, год этак 1993, может быть, весна 1994 года, меня пригласили в некий районный центр одной из областей, находящихся рядом с Москвой, где было такое странное место, очень удаленный от центра области район, в который был достаточно трудный доступ, а осенью и весной его практически вообще не было.
Это даже был не район, в этом районе было два или три колхоза, в которых жила пара человек. И мне было сказано, довольно четко и внятно, что вы можете с ними делать все, что угодно, хоть в землю их закопать, только одно условие: чтобы не было никаких скандалов.
То есть вот просто их убить — нельзя, потому что у них есть какие-то родственники за пределами этих колхозов. Но если они будут молчать, то с ними можно делать все, что угодно, и закон и порядок здесь не работает.
И такого рода отношение к людям — оно, в общем, остается. Мы хорошо это видим на примере реновации, на примере сельскохозяйственной политики во многих российских регионах, в первую очередь в Краснодарском крае.
Что у нас не работает пресловутая частная собственность в отношении тех людей, у которых нет достаточно денег, чтобы ее защитить. Что у нас не работают законы, если человек, который не хочет, чтобы они работали, имеет много денег. И так далее.
И в этом смысле говорить о какой-то одной конкретной проблеме моногородов бессмысленно: этой власти эта проблема — как, в общем, и все остальные — неинтересна. И по этой причине обсуждать с ней эти проблемы бессмысленно.
Точно так же бессмысленно что-то делать, потому что как только у вас что-то начнет получаться, власть немедленно это что-то приватизирует или национализирует, в зависимости от конкретной ситуации, в чью-то конкретную пользу.
То есть тут есть два варианта. Первый вариант — она назначит какого-то чиновника этим руководить. Который быстренько выгонит всех, кто занимается каким-то делом, и поставит тех, кто занимается распилом бюджетов.
Или же наоборот. Если выяснится, что вы что-то делаете в рамках системы государственной, то это что-то, уж коли оно начало получаться, он немедленно приватизирует в пользу какого-то олигарха.
По этой причине до тех пор, пока сохраняется эта модель власти как некоей структуры, которая не то чтобы ненавидит общество, а просто его игнорирует, — обсуждать какие бы то ни было конкретные проблемы бессмысленно.
А вариантов решения проблемы вообще — может быть очень много. От переориентации моногородов с одной темы на другую до, соответственно, превращения их в какие-то, в том числе и туристические кластеры, — но тогда нужно вкладывать деньги, разумеется.
Туризму нужна туристическая инфраструктура, а она довольно дорого стоит. Я напомню, что все пресловутые отели вдоль океанских побережий, которые построены в Мексике, в Греции, в Италии, в Испании, в Египте — они на самом деле построены за последние 35 лет.
Ведь когда началась откровенная эмиссия? В восьмидесятые годы. До этого туризм считался уделом богатых. То есть у людей не было денег на такие развлечения. Это появилось только после начала эмиссионной накачки спроса, и я могу вас уверить, что когда эта накачка закончится, он точно так же тихо «сойдет на нет».
- Проблемы моногородов существуют везде. В тех же США существуют и поселки шахтерские, и всякого рода специализированные города, связанные с оборонкой или с какими-то опасными технологиями и так далее.
Однако для решения этих проблем необходимо прежде всего понимать: а какое, собственно, будущее мы видим для страны? Потому что, например, в США там, где моногорода носили частный характер, никто вообще и не заморачивался. Как только рудник исчерпывался, люди увольнялись, и что с ними происходит дальше — никого вообще не волновало.
Сегодня, может быть, это волнует чуть-чуть больше по банальным причинам: потому что эти люди — избиратели, и поэтому местные депутаты этой темой немножко озабочены. Но достаточно в меру, потому что, как показывает опыт, обычно все-таки избирательный фонд депутатов финансирует крупный бизнес, а мнение обывателя достаточно хорошо манипулируется.
Так вот проблема состоит в том, что в нашей стране стратегии развития не существует. Правительство в этом смысле реализовало либеральную капиталистическую идею в абсолютном масштабе, то есть оно в принципе отказалось от какой бы то ни было ответственности о развитии ситуации.
И оно, собственно, реализовывает эту концепцию «ночного сторожа»: то есть мы пишем правила, но в основном, разумеется, за деньги каких-то крупных лоббистов, и следим за тем, чтобы эти правила исполнялись. Опять-таки, если тот, кто хочет, чтобы правила исполнялись, имеет деньги. А все остальное нас не волнует.
Так вот до тех пор, пока существует такая позиция, вообще, по большому счету, ни моногорода, ни люди никого не волнует. Единственное, что волнует верхнюю политическую власть — это массовые выступления трудящихся. По этой причине и чиновникам, и коммерсантам, которые в данном случае выступают неким единым фронтом, говорится: вы можете делать все, что угодно, главное — чтобы не было крупных массовых выступлений.
Я это остро прочувствовал в свое время. Однажды, это был, наверно, год этак 1993, может быть, весна 1994 года, меня пригласили в некий районный центр одной из областей, находящихся рядом с Москвой, где было такое странное место, очень удаленный от центра области район, в который был достаточно трудный доступ, а осенью и весной его практически вообще не было.
Это даже был не район, в этом районе было два или три колхоза, в которых жила пара человек. И мне было сказано, довольно четко и внятно, что вы можете с ними делать все, что угодно, хоть в землю их закопать, только одно условие: чтобы не было никаких скандалов.
То есть вот просто их убить — нельзя, потому что у них есть какие-то родственники за пределами этих колхозов. Но если они будут молчать, то с ними можно делать все, что угодно, и закон и порядок здесь не работает.
И такого рода отношение к людям — оно, в общем, остается. Мы хорошо это видим на примере реновации, на примере сельскохозяйственной политики во многих российских регионах, в первую очередь в Краснодарском крае.
Что у нас не работает пресловутая частная собственность в отношении тех людей, у которых нет достаточно денег, чтобы ее защитить. Что у нас не работают законы, если человек, который не хочет, чтобы они работали, имеет много денег. И так далее.
И в этом смысле говорить о какой-то одной конкретной проблеме моногородов бессмысленно: этой власти эта проблема — как, в общем, и все остальные — неинтересна. И по этой причине обсуждать с ней эти проблемы бессмысленно.
Точно так же бессмысленно что-то делать, потому что как только у вас что-то начнет получаться, власть немедленно это что-то приватизирует или национализирует, в зависимости от конкретной ситуации, в чью-то конкретную пользу.
То есть тут есть два варианта. Первый вариант — она назначит какого-то чиновника этим руководить. Который быстренько выгонит всех, кто занимается каким-то делом, и поставит тех, кто занимается распилом бюджетов.
Или же наоборот. Если выяснится, что вы что-то делаете в рамках системы государственной, то это что-то, уж коли оно начало получаться, он немедленно приватизирует в пользу какого-то олигарха.
По этой причине до тех пор, пока сохраняется эта модель власти как некоей структуры, которая не то чтобы ненавидит общество, а просто его игнорирует, — обсуждать какие бы то ни было конкретные проблемы бессмысленно.
А вариантов решения проблемы вообще — может быть очень много. От переориентации моногородов с одной темы на другую до, соответственно, превращения их в какие-то, в том числе и туристические кластеры, — но тогда нужно вкладывать деньги, разумеется.
Туризму нужна туристическая инфраструктура, а она довольно дорого стоит. Я напомню, что все пресловутые отели вдоль океанских побережий, которые построены в Мексике, в Греции, в Италии, в Испании, в Египте — они на самом деле построены за последние 35 лет.
Ведь когда началась откровенная эмиссия? В восьмидесятые годы. До этого туризм считался уделом богатых. То есть у людей не было денег на такие развлечения. Это появилось только после начала эмиссионной накачки спроса, и я могу вас уверить, что когда эта накачка закончится, он точно так же тихо «сойдет на нет».