«Покайся, Иваныч! Тебе скидка выйдет»
Анатолий Кучерена
Адвокат
23.03.2017
364
Недавно заместитель председателя Верховного суда РФ Владимир Давыдов заявил: «Из 100 подсудимых по делам 90 признают свою вину. Не знаю, это хорошо или плохо, но это факт». При этом он отметил, что 65% из тех дел, где обвиняемый признает свою вину, рассматриваются в особом порядке (ст. 314 и ст. 316 УПК РФ).
Сторонники данной практики нередко ссылаются на зарубежный опыт и замечают, что, например, в США около 90% всех судебных приговоров выносится на основании так называемой сделки с правосудием, когда обвиняемый признает свою вину в обмен на смягчение наказания или даже изменение своего процессуального статуса.
Казалось бы, такой подход и в российских условиях выглядит вполне разумно. Во-первых, он призван стимулировать лиц, реально совершивших преступление, не «запираться» на следствии и сознаться во всем с реальной перспективой получить менее суровое наказание, чем это могло бы произойти в случае упорного отрицания своей вины. То есть поступить примерно так, как советовала председателю жилтоварищества Никанору Босому его супруга в романе Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита»: «Покайся, Иваныч! Тебе скидка выйдет!»
Во-вторых, особый порядок должен «разгрузить» судей, избавив их от непродуктивной работы. В самом деле, полагают некоторые, коль скоро обвиняемый сознался, к чему терять время на утомительное судебное разбирательство?
На деле, однако, благими намерениями сплошь и рядом вымощена дорога в ад. Проблема в том, что признание, даже сделанное как бы добровольно, отнюдь не всегда может служить доказательством вины. Человек, впервые переступивший порог следственного изолятора, оказывается в сильнейшей психотравмирующей ситуации. В этот момент ему жизненно необходима помощь квалифицированного адвоката, причем не только юридическая, но и психологическая. К сожалению, очень многие обвиняемые такой помощи в полной мере не получают и оказываются, что называется, один на один со следователем. При этом следователь может даже вполне искренне желать смягчения участи обвиняемого. Путь к этому, по его мнению, только один: признать себя виновным и согласиться на особый порядок принятия судебного решения. Мол, так будет лучше для самого обвиняемого, да и ему, следователю, работы меньше.
Обвиняемые, как правило, наслышаны, что процент оправдательных приговоров в российских судах ничтожен. А потому нередко даже тот, кто не согласен или не полностью согласен с предъявленным ему обвинением, в конечном итоге признает себя виновным. «Плетью обуха не перешибешь», полагает обвиняемый, и коль скоро он уже попал в скрипучие жернова правоохранительно-судебной машины, борьба бесполезна. В лучшем случае можно рассчитывать на смягчение наказания. Нередко подобную «тактику» подсказывают обвиняемому и его новые товарищи по тюремной камере.
Бывает, что обвиняемый, признавая свою вину в совершенном преступлении, попутно оговаривает каких-то других лиц в качестве своих соучастников. И правоохранительные органы, и судьи, как правило, принимают эти показания на веру. Однако недавно председатель Верховного суда РФ Вячеслав Лебедев пояснил, что такие показания нельзя рассматривать в качестве бесспорных доказательств. Но тогда почему безусловно истинными считаются показания, данные обвиняемым против самого себя?
На мой взгляд, любое «упрощенное» правосудие, осуществляемое без всестороннего разбора доводов обвинения и защиты в зале суда с участием квалифицированного адвоката, всегда чревато неправосудными приговорами. Как может судья, выносящий приговор в особом порядке, убедиться в обоснованности предъявленных обвинений, если дело не рассматривается в суде по существу? То есть не исследуются доказательства, собранные на стадии предварительного следствия. Для этого нужно обладать какими-то парапсихологическими способностями. Но лично мне такие судьи не встречались.
В целом же ситуация, при которой 90% обвиняемых признают свою вину, наводит на очень тревожные размышления. Ведь повседневная жизнь свидетельствует совершенно о другом: человек, застигнутый, что называется, на месте преступления, например в ходе совершения супружеской измены, пытается отрицать очевидное. Что же делает людей столь сговорчивыми, когда они оказываются в СИЗО?
Существует, однако, и другая форма «сделки с правосудием» — заключение досудебного соглашения о сотрудничестве между обвиняемым и следствием. Оно распространяется на все виды преступлений. Если, например, обвиняемый заключает досудебное соглашение о сотрудничестве, впоследствии оказывает реальное содействие в раскрытии преступления и при этом отсутствуют отягчающие обстоятельства, срок наказания может быть сокращен от двух третей до половины максимального срока наказания, предусмотренного соответствующей статьей.
Представим, например, что некий гражданин обвиняется в шпионаже в пользу иностранного государства. Его готовность сотрудничать со следствием может существенно минимизировать нанесенный им ущерб.
Подобным образом отдельным преступникам порой удается избежать даже пожизненного заключения. Так, недавно сотрудник патрульно-постовой службы Арсен Байрамбеков, признанный виновным в двух заказных и четырех ритуальных убийствах, был приговорен к 13 годам лишения свободы. Без его собственных признательных показаний следователям вряд ли удалось бы распутать это чрезвычайно сложное дело. Однако и этот приговор вызвал ожесточенные споры.
Думается, настало время создать высококвалифицированную независимую экспертную группу, способную тщательно проанализировать ситуацию, сложившуюся вокруг «сделок с правосудием», и выступить с предложениями, в том числе по изменению действующего законодательства.
Представляется крайне важным, чтобы человек, привлеченный по уголовному делу в качестве обвиняемого, не боялся отстаивать свою невиновность и имел возможность сделать это в суде с помощью квалифицированного адвоката. Особый порядок вынесения судебного приговора должен стать скорее исключением и применяться в тех редких случаях, когда вина обвиняемого действительно находится за пределами всяких разумных сомнений. А вот процент оправдательных приговоров в судах, без сомнения, должен быть выше. Следователи, увы, как и все люди, подчас ошибаются, и исправить их ошибки может только суд.
Сторонники данной практики нередко ссылаются на зарубежный опыт и замечают, что, например, в США около 90% всех судебных приговоров выносится на основании так называемой сделки с правосудием, когда обвиняемый признает свою вину в обмен на смягчение наказания или даже изменение своего процессуального статуса.
Казалось бы, такой подход и в российских условиях выглядит вполне разумно. Во-первых, он призван стимулировать лиц, реально совершивших преступление, не «запираться» на следствии и сознаться во всем с реальной перспективой получить менее суровое наказание, чем это могло бы произойти в случае упорного отрицания своей вины. То есть поступить примерно так, как советовала председателю жилтоварищества Никанору Босому его супруга в романе Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита»: «Покайся, Иваныч! Тебе скидка выйдет!»
Во-вторых, особый порядок должен «разгрузить» судей, избавив их от непродуктивной работы. В самом деле, полагают некоторые, коль скоро обвиняемый сознался, к чему терять время на утомительное судебное разбирательство?
На деле, однако, благими намерениями сплошь и рядом вымощена дорога в ад. Проблема в том, что признание, даже сделанное как бы добровольно, отнюдь не всегда может служить доказательством вины. Человек, впервые переступивший порог следственного изолятора, оказывается в сильнейшей психотравмирующей ситуации. В этот момент ему жизненно необходима помощь квалифицированного адвоката, причем не только юридическая, но и психологическая. К сожалению, очень многие обвиняемые такой помощи в полной мере не получают и оказываются, что называется, один на один со следователем. При этом следователь может даже вполне искренне желать смягчения участи обвиняемого. Путь к этому, по его мнению, только один: признать себя виновным и согласиться на особый порядок принятия судебного решения. Мол, так будет лучше для самого обвиняемого, да и ему, следователю, работы меньше.
Обвиняемые, как правило, наслышаны, что процент оправдательных приговоров в российских судах ничтожен. А потому нередко даже тот, кто не согласен или не полностью согласен с предъявленным ему обвинением, в конечном итоге признает себя виновным. «Плетью обуха не перешибешь», полагает обвиняемый, и коль скоро он уже попал в скрипучие жернова правоохранительно-судебной машины, борьба бесполезна. В лучшем случае можно рассчитывать на смягчение наказания. Нередко подобную «тактику» подсказывают обвиняемому и его новые товарищи по тюремной камере.
Бывает, что обвиняемый, признавая свою вину в совершенном преступлении, попутно оговаривает каких-то других лиц в качестве своих соучастников. И правоохранительные органы, и судьи, как правило, принимают эти показания на веру. Однако недавно председатель Верховного суда РФ Вячеслав Лебедев пояснил, что такие показания нельзя рассматривать в качестве бесспорных доказательств. Но тогда почему безусловно истинными считаются показания, данные обвиняемым против самого себя?
На мой взгляд, любое «упрощенное» правосудие, осуществляемое без всестороннего разбора доводов обвинения и защиты в зале суда с участием квалифицированного адвоката, всегда чревато неправосудными приговорами. Как может судья, выносящий приговор в особом порядке, убедиться в обоснованности предъявленных обвинений, если дело не рассматривается в суде по существу? То есть не исследуются доказательства, собранные на стадии предварительного следствия. Для этого нужно обладать какими-то парапсихологическими способностями. Но лично мне такие судьи не встречались.
В целом же ситуация, при которой 90% обвиняемых признают свою вину, наводит на очень тревожные размышления. Ведь повседневная жизнь свидетельствует совершенно о другом: человек, застигнутый, что называется, на месте преступления, например в ходе совершения супружеской измены, пытается отрицать очевидное. Что же делает людей столь сговорчивыми, когда они оказываются в СИЗО?
Существует, однако, и другая форма «сделки с правосудием» — заключение досудебного соглашения о сотрудничестве между обвиняемым и следствием. Оно распространяется на все виды преступлений. Если, например, обвиняемый заключает досудебное соглашение о сотрудничестве, впоследствии оказывает реальное содействие в раскрытии преступления и при этом отсутствуют отягчающие обстоятельства, срок наказания может быть сокращен от двух третей до половины максимального срока наказания, предусмотренного соответствующей статьей.
Представим, например, что некий гражданин обвиняется в шпионаже в пользу иностранного государства. Его готовность сотрудничать со следствием может существенно минимизировать нанесенный им ущерб.
Подобным образом отдельным преступникам порой удается избежать даже пожизненного заключения. Так, недавно сотрудник патрульно-постовой службы Арсен Байрамбеков, признанный виновным в двух заказных и четырех ритуальных убийствах, был приговорен к 13 годам лишения свободы. Без его собственных признательных показаний следователям вряд ли удалось бы распутать это чрезвычайно сложное дело. Однако и этот приговор вызвал ожесточенные споры.
Думается, настало время создать высококвалифицированную независимую экспертную группу, способную тщательно проанализировать ситуацию, сложившуюся вокруг «сделок с правосудием», и выступить с предложениями, в том числе по изменению действующего законодательства.
Представляется крайне важным, чтобы человек, привлеченный по уголовному делу в качестве обвиняемого, не боялся отстаивать свою невиновность и имел возможность сделать это в суде с помощью квалифицированного адвоката. Особый порядок вынесения судебного приговора должен стать скорее исключением и применяться в тех редких случаях, когда вина обвиняемого действительно находится за пределами всяких разумных сомнений. А вот процент оправдательных приговоров в судах, без сомнения, должен быть выше. Следователи, увы, как и все люди, подчас ошибаются, и исправить их ошибки может только суд.