Чуть не губернатор

Геннадий Штин - он практически человек-эпоха. Как минимум, «ходячая энциклопедия» по 90-м годам.

Сами проиграют

Он пережил и голодные годы, и возглавлял часто обсуждаемый сегодня завод «Сельмаш», был не последним чиновником в Сером доме и депутатом областной думы. И самое интересное: чуть не стал губернатором. После беседы с ним невольно задаешься вопросом: а что, если бы…

Вы недавно спорили с губернатором по поводу необоснованного повышения тарифов на электроэнергию. Насколько известно, к консенсусу вы не пришли. Будет ли какая-то поддержка предприятиям со стороны властей в итоге?
— Пройдет еще одна встреча. На ней будут присутствовать представители службы по тарифам, ВТПП, члены объединения работодателей Кировской области. На этом уровне мы будем рассматривать вопрос состоятельности установления имеющихся тарифов и возможности их оптимизации, чтобы они не были такими напряженными для населения и промышленников. Заместитель руководителя РСТ Григорий Троян говорил о том, что в составе валовой выручки недостаточно средств, чтобы можно было уменьшить расходы на 400 млн рублей. Но это спорно. Так, с первого июля тарифы повышены для населения на 14,9%, на остальную нерегулируемую группу предприятий, в том числе и бюджетных, - на 18,5%. Мы же ведем речь о возможности снижения роста тарифов до 10%. И президент четко сказал, что этот показатель не должен быть выше инфляции.

А если уйти к истокам этого вопроса, то в 1991 году, когда мы вошли в рынок и перешли от социализма к капитализму, сменилась форма собственности. Но что изменилось за эти 23 года в вопросе формирования цен на основную продукцию монополистов (электроэнергия, горячая и холодная вода, канализация)? Не изменилось ничего. Эти отрасли так и остались в коммунистическом строе. И все эти годы власть в виде областных и муниципальных органов устанавливает тарифы на все вышеперечисленные услуги, в том числе на авиа, ж/д, и транспортные перевозки. То есть в этом вопросе государство не продвинулось ни к какому рынку.

Но опять же, если бы оно отпустило цены, они бы поднялись вверх?
– Необязательно. Был бы рынок, была бы конкуренция. Назначение цен исключает конкуренцию, исключает мотивацию этих организаций работать лучше, потому что за них делается и просчитывается все. При отсутствии рынка и конкурентов получаются самые тепличные условия — делать ничего не надо. Установленный тариф гарантированно обеспечивает получение прибыли, сбыт и т. д. Поэтому такой подход к делу тормозит дальнейшее развитие этих отраслей. Если любое частное предприятие стремится оптимизировать свои затраты, работать более эффективно, то здесь мотивации никакой нет. Сегодня государство планирует за этих монополистов абсолютно все: с гарантией возврата всего необходимого. А мы живем в условиях дефицита. Вот у Белых бюджет дефицитный. Он не может выделить средства, чтобы залатать дыру - разницу в тарифах, которую закрывает свободный бизнес. У муниципалитетов бюджет дефицитный, федеральный — дефицитный, у Обамы даже дефицитный. Вот и хочется задать вопрос: почему тогда мы на ту часть промышленного производства, без которого не обойтись, составляем профицитный бюджет? То есть мы планируем возврат всех затрат, да еще и прибыль. При этом у нас практически отсутствует мотивация к тому, чтобы внедрялось современное оборудование и прочее. За 23 года этот вопрос, к сожалению, не продвинулся в прогрессивную сторону.

Судя по реакции губернатора на ваши просьбы, ничего и не изменится.
– А он ничего и не может сделать, это вопрос государственного масштаба. Хотя и на местном уровне можно мотивировать предприятия работать более эффективно. Начиная с 2009 года энергетики все время пытаются нам доказать, что производство тепловой энергии убыточно. Но на ТЭЦ, на единственном общем агрегате вырабатывается и тепловая и электрическая энергия. Почему в 2010 году стало получаться так, что электроэнергия стала прибыльной, а тепловая — убыточной? Дело в том, что изменился норматив: у нас в 2009 году удельный расход топлива на производство одной гигокалории равнялся 143 кг, в 2010 году — 177 кг. Этот расчетный подход появился с той целью, чтобы сделать прибыльной ту часть свободного рынка, который отпускают. Они специально это делают так, чтобы более опережающими темпами увеличивать тариф на тепло. Тем более, есть решение в пределах четырех ближайших лет перекладывать расходы на тепловую энергию. Это тот расчет, про который президент на днях сказал: «Вы что, с ума сошли, считайте, как хотите, но тариф должен подниматься не выше роста инфляции». Как дальше будут развиваться события, я не знаю. Мы будем встречаться, будем объяснять, что все расчеты не имеют под собой никакой практической почвы. Хуже в итоге может быть только самим энергетикам, потому что промышленные предприятия все чаще принимают решения о переходе на самообслуживание.

Даже те, кто строят частные дома, ставят котел на природном газе. Отопление при этом получается в 2-3 раза дешевле. А для того, чтобы получить горячую воду, легче и дешевле поставить проточный нагреватель. Теплоэнергетики тратят огромные средства еще и на транспортировку. Если сегодня 659 рублей - цена одной гигокалории при выходе с турбины ТЭЦ-5, то в квитанциях она стоит уже 1300 рублей. Если и дальше так пойдет, люди будут искать альтернативу. И тогда тем более станет сложно пополнять бюджет. У нас сейчас итак основная доля расходов бюджета — это постоянные траты на сферу медицины, образования (обслуживание, зарплата), но при этом ничего не остается на сам процесс развития этих отраслей.

«Сельмаш» на лоты

Вы являетесь председателем совета директоров компании «Вятка». Сегодня только оно осталось на площадях «Сельмаша»?
– Это бывший цех завода «Сельмаш», имевший на тот момент самую современную технологию, за которую была назначена премия совета министров. Тогда этот цех кардинально решал проблему трудозатрат, металлоемкости по производству корпусов снарядов. Мы выделили его в полностью отдельное предприятие, нам удалось заключить договор с Московским институтом сплава и стали, мы наладили выпуск гражданской продукции, и вот уже на протяжении 22 лет мы выпускаем на этом оборудовании трубы для тракторной и нефтяной промышленности.

Можно сказать, это единственное производство, спасенное с «Сельмаша»?
– На заводе еще сохранилось производство одного изделия, но это не государственный заказ, а коммерческий. Остальное не спасено. Поэтому сегодня завод «Сельмаш» находится в процедуре банкротства и по нему проходят торги.

А нельзя было весь завод перепрофилировать или кто-то не захотел?
– Дело в том, что 92% всего «Сельмаша» занимало производство корпусов снарядов и все оборудование было приспособлено исключительно под него. Это автоматические поточные линии, на которых можно изготавливать только эти виды продукции. А как только был поставлен крест на производстве этих видов вооружения, от всего «Сельмаша» остался «мизер» в размере 7%, который сейчас именуется гражданской продукцией или товарами народного потребления. Остальное оборудование чисто физически нельзя было приспособить под выпуск другой продукции. Были, если вы помните, попытки начать производить компрессоры, холодильники, морозильники, но все это застряло на уровне подготовки. Приспособили корпуса, закупили оборудование, а дальше требовалось около 40 млн долларов, чтобы купить все остальное. Ни у нас, ни у государства таких денег не было.

Та конверсия по всей стране выбросила за ворота несколько миллионов человек. Причем они остались не только без работы, но у них отняли все сбережения, которые можно было бы использовать. Люди оказались в тяжелейшем положении. Ни о каких производствах не было и речи. Хватались за то, что был дефицит товаров. Наиболее рисковые, продвинутые ездили и закупались. Поэтому очень сложно до сих пор происходит процесс становления малого бизнеса. За два последних месяца по всей стране сошли 280 тысяч предпринимателей. У нас самые дорогие кредиты. Кроме того, вступив в ВТО, мы стали еще более неконкурентоспособны. И самое страшное: «Сельмаш», «Молот», «Крин» - все они полегли.

За последние 23 года мы не создали нового развивающегося машиностроения. Мы вместо этого потеряли базу. Если в 1990 году мы производили в год 90 тысяч станков, а сейчас только пять тысяч, то о чем можно говорить. Мы потеряли инструментальную промышленность, производственные площади, кадры. Вот, к примеру, в Китае власти следят за тем, чтобы наращивалось производство, всеми способами поддерживая промышленников. Когда, к примеру, нефть подешевела, они делали госзакупки, чтобы продавать топливо своим промышленникам дешевле. А у нас… Объединили несколько узконаправленных министерств в одно – Минпромторг - и потеряли всех специалистов.

Но все же функции у него остались прежние.
– Не может одно министерство заниматься и торговлей, и промышленностью. Мы потеряли еще одно. Если в 1917 году был девиз: «Землю-крестьянам», то в 90-х этого не получилось. Каждый получил земельную долю и, не зная, что с ней делать, сдал обратно в кооператив. А в то же время я был в Германии и видел там то, о чем мы мечтали: тут булочник, тут молочник, этот обувь шьет. У всех есть постоянные клиенты, несмотря на обилие супермаркетов. Это и называется малым бизнесом. У нас же по статистике 57% малого бизнеса – чистая торговля.

Кстати, и территорию «Сельмаша» отдают под торговый центр.
– Ну на «Сельмаше» территории итак выше крыши. Не знаю только, зачем строить здесь торгово-развлекательный комплекс, которых у нас в Кирове и так достаточно. Сам же «Сельмаш» пытаются продавать. Но его еще очень долго никто не купит.

И что тогда будут делать. По частям?
– Полагаю, что да. Цену скоро опустят. На самом деле завод оценили в 600 млн рублей, но решили продать подороже и подняли цену до 1 млрд рублей, чтобы было чем рассчитываться с долгами. Но все равно не получается – не возьмут его. Там остались старые корпуса, бесхозные площади, полностью проржавевшие коммуникации и, естественно, никакого практического оборудования. Эти отдельные территории может быть превратятся потом в небольшие производства, торговые центры. Но для этого их, скорей всего, разделят на разные лоты. Пока же это сделать невозможно, поскольку завод все еще выполняет небольшой заказ и задействован в этом каждый цех. Я ожидал, что с увеличением востребованности средств вооружения пойдут заказы, тем более, что в центре России находится такое крупное предприятие, как «Сельмаш». Но все, видимо, растащили мелкие заводы. Как Министерство обороны будет планировать дальнейшую работу, непонятно. Если танки и пушки есть, то к ним надо где-то брать и все остальное.

Ну видимо, сейчас в моде нанотехнологии?
– Из пушки ведь нанотехнологией не выстрелишь, нужен снаряд. Оборонная промышленность задействовала огромное количество людей, они получали деньги, тратили их, шли бюджетные отчисления. Когда этот слой людей ушел, бюджет остался без денег, бюджетникам и пенсионерам стало нечем платить. Такой переход был авантюрой. У нас были балансы, наработки, каждый год мы осваивали что-то новое. Но в тот период, когда Горбачев оказался «не Копенгаген» в этих делах, получилось так, как получилось.

Чиновники-фантазеры

В одном вашем давнем интервью вы сравниваете работу на заводе с вашей работой вице-губернатором. Тогда вы сказали фразу, что чиновник ни за что не отвечает. Это так?
– Да. А как оценивать работу правительства? Раньше хотя бы показатели какие-то были: идем в гору, даем 5-7%... Департамент промышленности как-то должен помогать предприятиям, следить, взаимодействовать с ними. Но сегодня мы потеряли эту взаимосвязь. Работая на заводе, я привык, что у нас каждый человек имеет свои жесткие обязанности. Если он их хорошо выполняет, он получает оклад, премию. А когда я пришел в чиновники, там было все не так. Выполнили, не выполнили, провалилась программа, неважно: никто никого не наказывает. Нет ответственности. Вот сейчас Белых крутится как белка в колесе. Я его понимаю: политик при переходе на хозяйственную работу не может ухватиться за все это сразу. Он не может управлять: муниципалитетом управлять нельзя — там свои законы, деревней — нельзя.

Потеряли мы 600 тыс кур, а Белых ничего не может сделать, потому что это частная собственность. Там коровы дохнут, предприятия разваливаются, а он говорит: «Я ничего не могу сделать». У него с одной стороны прав нет, а получается, нет и обязанностей. И что мы видим теперь: весь аппарат правительства — чистые статисты. Они только собирают сведения о том, кто как сработал, и выдают их нам. Я их спрашивал, когда они еще при мне писали программы, о том, откуда они берут пятипроцентный рост, семипроцентный. Мы же не знаем ни ценообразования, ни спроса. А все очень просто: проводится анкетирование на пятилетку. Каждое предприятие заполняет опросный лист и отдает обратно. Чиновники собирают эти сведения, приводят к общему знаменателю и включают в программу. Но это же чистая фантазия, не основанная ни на каком экономическом расчете. Почему и не выполняются все эти лозунги: «Догоним, будем в коммунизме». Потому что они основаны на мечтах и фантазиях.

Вы именно поэтому ушли с поста вице-губернатора? Или есть еще одна версия: СМИ тогда писали, что Василий Десятников убрал вас, потому что опасался конкуренции на выборах.
– Нет, когда я ушел, еще никакой конкуренции не было. У нас просто с Десятниковым не сложились взаимоотношения, потому что у меня был чисто хозяйский подход к вопросам. Я считаю, что если держать аппарат, то он должен работать в условиях жесткой дисциплины. Им это не понравилось. Василий Десятников имел мягкий характер и постоянно говорил: «это не надо», «это не надо». А когда случилось, что надо было собирать урожай (кстати, в 1994 году мы собрали рекордные 2,7 млн тонн зерна), а выезжать в поле было не на чем (нефтяники в долг не дают, в бюджете и у крестьян денег нет), мне пришлось действовать жестко. Я попросил банк вместо того, чтобы направлять деньги в федеральный центр, отдать их крестьянам. Десятников был против, потому что его за это отругали. В подобных вопросах мы и не сходились.

Потом, в 1996-ом что вам помешало стать губернатором, на ваш взгляд?
– Я работал тогда председателем совета хозяйственных руководителей. Ребята сказали, надо идти. Мы сделали программу, которая была основана только на практических делах, говорила о том, как поднимать предприятия. Было много нападок со всех сторон: и со стороны федералов, и с нашей стороны. Мне постоянно передавали, что надо бы снять свою кандидатуру. Десятников, конечно, хотел остаться. У него для этого был весь административный ресурс. Он приглашал глав районов и напрямую говорил, что пусть только попробуют за меня голосовать. Но люди-то все поняли и он даже во второй тур не прошел. А у нас с Владимиром Ниловичем случилась разница в 5%.

Вы наверняка задавали себе вопрос: был бы я губернатором…?
– Когда я домой после этого пришел, жена сказала: «Слава богу». Конечно, я бы работал. В первую очередь надо было наполнять бюджет: поднимать объем производства, уровень зарплат, все это было у меня в программе, все это не мною придуманная новая экономическая политика. И народ ее понимал. Не просто так я набрал свои 45%.

А Сергеенков какую цель преследовал?
– А он хотел занять пост. У него была мания. Он лектор. Я ему в этом проигрывал. Но я хозяйственник с огромным опытом - я поработал в оборонной промышленности на всех уровнях, начиная с токаря. У меня никогда не было никаких протеже. Когда я пришел на «Сельмаш», там все лежало, через два года он заработал, а еще чуть позже мы уже начали выполнять план. Мы искали способы выполнения работы по 24 часа в сутки. Так же было бы и на посту губернатора.

Я ничего плохого не хочу сказать сейчас в адрес Никиты Юрьевича. Он пытается, ищет, но сейчас наверху отказались от наших услуг, отказались от тех, кто имеет опыт, практику. Осталась одна теория. Чтобы эти фантазии превратить в практические дела, нужно стараться. Даже мы, хозяйственники, с большим трудом достигаем то, чего сами запланировали. А что за модернизация у Дмитрия Анатольевича Медведева. Восстановление — это одно дело, а модернизация — это только внешнее видоизменение. Задорнов пошутил однажды: «Как можно модернизировать очко в деревенском туалете?». Нам сначала надо с восстановления начинать, достичь хотя бы тех объемов, которые были в 90-ом году. Как-то на празднике в честь юбилея завода выступал его нынешний директор Александр Чурин. Среди прочего он объявил, что мы достигли производства 90-го года. Тогда я его поправил: в 90-ом году мы сдавали по 15 тыс. кв метров жилья. Отдавали людям бесплатно. Если помножить на 40 тыс. рублей за квадратный метр, то сколько получится? Мы тогда только по 600-700 вагонов отгружали каждый месяц. А он хвастался тем объемом, который составлял всего 0,7% от всего объема производства «Сельмаша». Но надо сравнивать, прежде всего, физические показатели, а не деньги. Вещи, которые происходили на протяжении последнего времени в России, нельзя измерить деньгами.

10 лет назад вы говорили, что поддерживаете политику президента Путина. Время прошло. Путин все там же. А ваше мнение изменилось?
– Нет, не изменилось. К тому же, по моим наблюдениям, он сегодня выполняет и функции премьер-министра. Посмотрите: он вызывает напрямую министров и носом тычет их во все огрехи. Кроме этого, именно сейчас он перешел к практике. Вот недавно, к примеру, он поднял тему тарифов, а уже через несколько дней снял сразу трех руководителей. Это значит, что он не просто создает вид активной деятельности, но и начинает воспитывать кадры.

Белых, как вы уже сказали, вам тоже импонирует?
– Если бы он не набрал себе этих молодых советников, которые «проштрафились», и из-за которых он вынужден сегодня на допросы ходить, было бы все по-другому. Не надо было приводить ему ту команду. У нас здесь своих людей достаточно. А то в управление имуществом привел Арзамасцева и тот сейчас в бегах, пример с Гайдар совсем неудачный. Не надо было так по-мальчишески действовать. Это не партия, здесь появляется прямая ответственность за огромное количество населения. И если Путин сейчас начнет спрашивать с губернатора, как полагается, как он будет крутиться? У Белых есть желание, но знаний пока не хватает.

Следующим губернатором кого видите?
– Если все-таки будут выборы, мне кажется, Белых будут поддерживать, потому что таких ярких кандидатур, готовых управлять, сегодня практически нет. Возможно, за него проголосуют, если не снимут раньше из-за его друга Навального. Палок в колеса ему вставляют много. Сегодня у нас все получается как в басне у Крылова «Лебедь, рак и щука». Заксобрание тянет одеяло в свою сторону, правительство – в другую. А наши олигархи… Они вроде бы все хозяйственники неплохие. Но, к примеру, Крепостнов ничего сам не создал, просто подмял под себя существующие предприятия. Косвенный доход области он, конечно, приносит, но я не вижу его таким руководителем, который бы болел за все. И непонятно, зачем он затеял эту заваруху с выражением недоверия губернатору. Баловство какое-то.


Геннадий Петрович Штин, председатель совета директоров ОАО «Вятка»
Дата и место рождения: 25 октября 1941 год, д. Бондюг Нолинского района Кировской области.
Образование: Уральский политехнический институт по специальности «инженер-экономист».
Карьера:
1975 г. - трудовую деятельность начал приемщиком леса в леспромхозе;
с 1961 г. работал на Серовском механическом заводе (Свердловская область): токарь, мастер, секретарь комитета ВЛКСМ;
с 1971 г. - начальник цеха, 1975-1985 - начальник производства, главный инженер завода; с 1985 г. - директор завода «Сельмаш» (г. Киров);
1992-1994 - первый заместитель главы администрации Кировской области;
1994-1998 - председатель Совета хозяйственных руководителей Кировской области;
1990-1993 - депутат Кировского областного Совета (в дальнейшем — Дума);
в октябре 1996 г. баллотировался на пост главы администрации области, вышел во второй тур выборов, в котором набрал 45,5% голосов и уступил победу В.Сергеенкову (50,5%);
в марте 1997 г. был избран депутатом Кировской областной Думы второго созыва, в марте 2001 г. - депутатом областной Думы третьего созыва, возглавляет фракцию «Единство»; сопредседатель областного движения «За экономическое возрождение» с 1997 г.;
лауреат премии Совета Министров СССР; награжден медалями;
Семейное положение: женат, есть дочь.

Опросник Марселя Пруста

Реформа, которую вы цените особо высоко?
Слово «реформа» мне не нравится. Переход с одной ступени на другую называется техническим, экономическим или социальным прогрессом. Мне ближе это определение. Я за технический прогресс как за реформу.
Ваша идея о счастье?
Счастье — это когда человеку легко, хорошо, когда он удовлетворен сам собой и окружающими.
Ваши любимые литературные персонажи?
Читаю обычно историческую литературу. Вспоминаются такие личности, как Иван Грозный, Петр 1, Иосиф Сталин. Пусть они жесткие и даже страшные, но они имеют огромное значение для цивилизации.
Какое ваше любимое занятие?
Рыбалка.
Что бы вы сказали, окажись перед богом?
Прости меня, Господи.