Не дорос еще

Герой рубрики «Гость» - главный редактор русскоязычного журнала Esquire Дмитрий Голубовский.

Чуть больше полгода назад в русскоязычном журнале Esquire (американский журнал «для успешных джентльменов» основан в 1932 году) сменился главный редактор. Место ушедшего Филиппа Бахтина занял до сих пор мало кому известный Дмитрий Голубовский. Длинноволосый и небритый, в рубашке с закатанными рукавами он больше похож на хиппи из 60-х, чем на главного редактора стильного мужского журнала. 29-летний отец двух дочерей, журналист и просто хороший человек, Голубовский представляет собой ту новую Россию, которая рождается в протестах, митингах и стремлении пробудить «гражданскую ответственность». А может, она и не новая совсем, эта Россия, может, и нет никаких перемен. Собственно, об этом мы  говорили с Голубовским. А еще о том как создать культовый журнал, когда умрет печатная пресса и куда катится протестное движение.

Главное, чтобы было интересно
Esquire всегда стоял особняком среди всех журналов. Причем уверенно стоял, дерзко. Дмитрий, как вы это делаете? Вы пишете о том, что «зацепило» вас, или пытаетесь угадать чего ждет и чем живет читатель?
Мы пишем исключительно о том, что нам интересно. Но если кому-то из нас тема кажется крутой, а все остальные считают, что ее никто кроме автора не прочитает, на редколлегии мы такую тему отметаем. То есть у нас есть регулярные рубрики типа «правил жизни», «10 вещей о женщинах», и мы придумываем героев для этих рубрик. А есть нерегулярные рубрики. Допустим, кто-то предлагает напечатать фотоисторию про слепого капитана, или, например, заголовки зимбабвийских газет, и мы обсуждаем, будет ли это интересно. Потом, разумеется, какие-то вещи могут допридумываться вместе с дизайнерами, редакторами. Так создается Esquire.
(Ред. - Всем интересующимся скрытой от посторонних глаз кухней создания журнала Голубовский советует прочитать прощальное письмо бывшего редактора Esquire Филиппа Бахтина. И, надо сказать, оно того стоит)

Сколько стоит фотоистория для Esquire?
По разному. На сайте они вообще могут быть бесплатными. Минимальная цена за фотоисторию для журнала - 500 долларов. А недавно нам предложили купить фотоисторию за 10 тыс. долларов, но это, конечно, для нас многовато.

А какие обороты у журнала?
Esquire – прибыльное издание. Конкретные цифры, боюсь, я вам не назову.

Читала, что в в штате Esquire не работает ни одного журналиста с журналистским образованием. Это как-то мешает жить журналу?
Не мешает. У нашего спецкора Светы Рейтер журналистское образование, но она, скорее, счастливое исключение. До Esquire я работал в «Коммерсанте», и я не могу вспомнить среди главных редакторов кого-то с журналистским образованием. Я сам историк по образованию, даже кандидат исторических наук. Правда, моя кандидатская по теме «Семантика древнерусских жестов» не очень пригождается в Esquire, я все пытаюсь найти применение, но пока неудачно. А вообще я еще на втором курсе пошел работать в «Коммерантъ». И затянуло. Журналистика — это совершенно другой ритм жизни. И это очень развращает: потом сложно вернуться к спокойной размеренной жизни. Но я надеюсь, что когда-нибудь уйду из журналистики. Скучно сидеть сто лет на одном и том же месте.

Можно же двигаться дальше, делать что-то круче Esquire.
Если придумаем — будем делать. А можно найти и что-то совершенно другое. Филипп  (Ред. - Бахтин) же нашел.
После Бахтина
Как, кстати, дела у Филлипа Бахтина? Он же делает детский лагерь, насколько я помню.
Все еще на стадии всевозможных согласований, технического проектирования, концептуальных разработок, тестирования. И сам Филипп очень осторожно что-либо комментирует. Хотя я знаю, что у него куча планов.

Есть ли все-таки доля правды в том, что Бахтин ушел из Esquire после статьи «Кавказские борзые», где речь шла о похищении людей в Чечне?
Это абсолютная неправда. Статья действительно была громкая, но уход Филиппа никак с ней не связан.  

Вам не было страшно идти на место Бахтина?
Страшновато, конечно. Но мне, к счастью, не нужно писать колонки редактора... Сейчас это делает редакционный директор Андрей Лошак. Для нас уход Филиппа не стал шоком. О том, что он покинет журнал, мы знали заранее, но все равно были очень расстроены. С другой стороны он ушел делать по-настоящему интересное и крутое дело, так что трудно быть в претензии. А вообще главное, что журнал остался, и те люди, с которыми Филипп его делал, тоже остались. Мое назначение в том числе было продиктовано задачей сохранить команду. Мы с руководством издательского дома (Ред. - Русская версия журнала Esquire принадлежит издательскому дому Sanoma Independent Media) обсуждали как сделать смену главного редактора менее болезненной и придумали такую конструкцию. Дело в том, что я работаю в журнале уже 6,5 лет, с четвертого или пятого номера. В итоге в Esquire остался практически весь коллектив. Мы просто продолжаем делать тот же журнал, который делали все эти 7 лет. Хотя он, конечно, эволюционирует.

Неравнодушны к режиму
В последнее время в журнале активно критикуется режим. Это тренд такой?
Критика присутствовала в журнале большую часть его истории, просто чем дальше, тем более острой она становилась. Мы же делаем журнал про то, что нам интересно. И вот нас все больше и больше волнуют какие-то уродливые проявления режима, поэтому мы стараемся об этом писать.

Пожалуй, самой острой темой последних недель стал скандал с главой Следственного комитета Александром Бастрыкиным, когда главред «Новой газеты» Дмитрий Муратов обвинил Бастрыкина в том, что он вывез заместителя Муратова Сергея Соколова в лес и угрожал его жизни. Об этом «проявлении режима» не написал только ленивый. А Владимир Познер предположил, что после такого Бастрыкин должен был уйти в отставку. Вы согласны с этим? И чувствуете ли вы себя, как журналист, в безопасности?
Есть очень много куда более умных и более осведомленных людей, чем я, которые уже прокомментировали ситуацию с Бастрыкиным и «Новой газетой». А что касается безопасности, то я себя и как гражданин не чувствую в полной безопасности, хотя живу во вполне тепличных условиях.

Лично вас какие уродливые проявления режима беспокоят?
Их появляется каждый день огромное количество... Не так давно в правительстве прошли  какие-то чудовищные назначения — Холманских (Ред. - Игорь Холманских, бывший начальник цеха «Уралвагонзавода», назначенный Владимиром Путиным полномочным представителем президента на Урале), Мединский (Ред. - Владимир Мединский, до назначения на должность министра культуры России был председателем попечительского совета портала «Православие и мир»). Я даже не знаю, как сделать про это что-нибудь смешное в журнале, потому что эти назначения сами по себе настолько комичны. Я не очень понимаю, как такое возможно в нормальном мире. Вообще в нашей стране огромное количество системных неполадок, множество неработающих или неправильно работающих институтов – суд, выборы, можно бесконечно перечислять.

И что, каким-то образом Esquire должен на это влиять?
Было бы очень лестно, если бы наши публикации на что-то влияли. Есть такие примеры, но это, скорее, какие-то частные случаи. Хотя, конечно, даже всякая смешная ерунда, которую мы делаем, в какой-то мере делается для того, чтобы люди задумались о чем-то.

Главред радиостанции «Эхо Москвы» Алексей Венедиктов неоднократно говорил о том, что «Эхо» - это площадка для высказывания мнений, место для дискуссий, где должны звучать разные точки зрения. Как себя позиционирует Esquire?
У радиостанции «Эхо Москвы» другая история. И мне, честно говоря, не очень близка позиция Венедиктова. Какой-нибудь Шевченко, который блистает в эфире «Эхо Москвы», по-моему, не может появиться у нас никогда. Мне кажется, свобода слова не подразумевает, что мы, как средство массовой информации, должны предоставлять это слово всем. Мы пишем о том, что считаем нужным и как считаем нужным. Стараемся делать каждый материал максимально объективыным и при этом избегать оценочных суждений (для высказывания мнений есть специальные рубрики, колонки). Хотя, разумеется, субъективность есть в любом средстве массовой информации.

Вижу как меняется страна
Вы говорили, что вас много что в современной России не устраивает. А вы на митингах были?
Конечно.

По зову сердца или как журналист?
Не как журналист. Я даже в автозаке побывал. Нас много тогда забрали: Бахтина, и нашего бывшего коллегу Филипа Дзядко (Ред. - до недавнего времени был редактором журнала «Большой город»), спецкора Свету Рейтер, брата Филипа Дзядко Тихона Дзядко, который на «Эхо Москвы» работает.

А чего вы добиваетесь? За 900 км от Москвы непрекращающиеся протесты выглядят не однозначно. В Кирове, надо сказать, только митинг 4 декабря собрал много людей, а потом как-то все поутихло. Мало того, многих раздражает, что «там в Москве все чего-то протестуют, хотя и выборы давно прошли».
Лично я убежден, что лозунг «за честные выборы» не потерял своей актуальности. Мы с моим другом и коллегой Григорием Охотиным в декабре были наблюдателями на выборах и то, что я там увидел, произвело на меня очень сильное впечатление. Крайняя враждебность к независимым наблюдателям, неприкрытое хамство, доходило даже до угроз. Были очевидные вбросы, но в итоге с помощью кандидатов от «Яблока» ценой больших усилий нам удалось обеспечить нормальный подсчет голосов. Вообще масштабы переписывания протоколов были огромны. В Фейсбуке люди вывешивали фотографии протоколов, а сайт  Центризбиркома выдавал совершенно другие цифры. И это страшно все бесило. Поэтому что бы ни говорили о том, что лозунг «за честные выборы» уже не актуален, я так не считаю. Есть фундаментальные институты, без которых нормально-функционирующее общество не возможно. Это, как минимум, выборы и суды. Так почему бы не побороться хотя бы за выборы. К тому же я вижу, что люди стали интересоваться выборами, читать законы, объединяться. Они ездят в регионы наблюдателями, контролируют процесс выборов. И там встречают точно таких же людей, которые зачастую умеют это делать не хуже, а то и лучше москвичей. И это очень здорово. Это то, чего в массовом порядке в России давно не было.

Вы действительно замечаете перемены в обществе? Перемены, зарождающиеся изнутри, а не навязанные «извне»?
Я вижу, как спонтанно возникают какие-то группы неравнодушных граждан. Вижу очень много разных людей, которых не устраивает очень разное, они по-разному об этом говорят, по-разному действуют и воспринимают действительность, но все рано или поздно, так или иначе упирается в одни и те же вопросы и проблемы – честные выборы, честный суд и так далее. Протестное движение трудно назвать целостным, и я не очень понимаю, как такое можно насадить сверху, сбоку или снаружи. И в разношерстности движения — его сила. Во всяком случае попытки власти сбить протестную активность (взять хотя бы обыски у лидеров оппозиции, или гораздо более ужасные и менее заметные вещи – например, аресты подозреваемых в организации массовых беспорядков на Болотной) выглядят хаотичными, совершенно абсурдными и оттого страшными, а иногда просто глупыми.

Недавно читала в «Огоньке» материал о том, что это поколение, которое выходит на массовые протесты (в основном эти люди моложе вас) ничего не боится. Вы поколение двадцатилетних каким видите?
Я не знаю. Они совсем другие. Они не курят. Понятно, что у нас есть точки соприкосновения. По крайней мере с двадцатилетними ребятами из той тусовки, в которой я вращаюсь, у нас, условно говоря, общие ценности, они тоже ходят на митинги, тоже говорят про демократию и прочее... Честно говоря, мне довольно трудно охарактеризовать это поколение двадцатилетних. А еще труднее — тридцатилетних, потому что сам к нему отношусь.

Американские коллеги как-то реагируют на протесты в России?
Да, они нам даже заказали текст про нашу ситуацию. Интересуются, но не сказать, чтобы уж очень сильно. У них своих забот хватает.

Как вообще выстраиваются отношения между российской версией журнала и американским «прародителем»?
Наш издательский дом купил у американского журнала лицензию. Американцы следят за тем, что мы делаем, могут проконсультировать, помочь, но не вмешиваются в нашу редполитику.

Вас, кстати, в Кремле шпионами не считают?
Не знаю насчет Кремля, но комментаторы на сайте любят эту тему. А если вы спрашиваете, давят ли на нас власти, то особо не давят. Когда-то нам пытались «пришить» клевету за фотографию, на которой был изображен омоновец в шлеме со знаком СС. Это давняя история, и она ничем не закончилась. Было очевидно, что это не фотомонтаж. Так что политическое давление бывает, но инструменты этого давления на нас сильно ограничены: мы входим в издательский дом, у которого нет российских собственников.

Еще поживем
Дмитрий, не могу не спросить вас, как редактора глянцевого журнала: близка ли смерть «печатки»?
Я близкой смерти печати не вижу. Это, наверное, зависит от ниши, которую занимает печатное СМИ. И от аудитории. Но журналам в ближайшие десятилетия, мне кажется, смерть вообще не грозит. Сейчас у нас аудитория сайта гораздо больше, чем у журнала. Но при этом растет аудитория и сайта и журнала.

Что больше денег приносит?
Бумага. И я не уверен, что в России в ближайшие пару лет что-то изменится в мире глянца.

Какими вы видите СМИ, например, через пять, десять, пятнадцать лет? Куда они будут двигаться?
Понятия не имею. Наверняка появятся новые носители, новые возможности взаимодействия с читателем, зрителем, слушателем – достаточно посмотреть на всякую расширенную реальность, проекты MIT Media Lab, которые, может, и выглядят очень коряво и непонятно по форме, но по содержанию бывают совершенно революционными, – но пока, по-моему, не особо получается в полной мере освоить даже те возможности, которые уже есть.

А как вам идея по созданию общественного телевидения? Вы вообще смотрите телевизор?
Телевизор я не смотрю, уже довольно давно. Только отдельные сюжеты в YouTube, зарубежные сериалы, какие-то американские программы, но это все тоже в интернете. Что касается общественного телевидения, то оно, наверное, могло бы получиться очень хорошим («Би-Би-Си» тому пример), но последний отечественный проект такого рода, как я понимаю, чрезвычайно далек от идеала свободного телевидения (официальный проект, не оппозиционный, про него вообще пока мало что ясно).

Есть ли люди которые могли бы служить для вас примером для подражания в профессии и жизни?
Гомер Симпсон.

В Esquire выходили правила жизни Гомера Симпсона. Дмитрий Голубовский собственные правила жизни уже сформировал?
Не дорос еще.

Беседовала
Мария Петухова
petuhova.mv@gmail.com

Досье:
Дмитрий Голубовский, главный редактор мужского журнала Esquire.
Дата и место рождения: 7 августа 1982 года.
Образование: высшее, историческое (кандидат исторических наук).
Карьера:
2000-2005 годы– ИД «Коммерсантъ» (рерайтер в газете Ъ, дайджесте изданий Ъ для зарубежной русскоязычной аудитории, журнале «Власть»);
С 2005 года по настоящее время – журнал Esquire (редактор, зам. главного редактора, главный редактор).
Хобби: ярко-выраженных нет.
Жизненное кредо: не задумывался над этим.

Фото: Наталии Васильевой.