Жажда Петербурга

Последние дни в Вятке в предвкушении новой, студенческой, петербургской жизни.

О чем думал выпускник вятской гимназии, пакуя чемоданы? В 1908 году Валериан Николаевич Шкляев, уроженец Белой Холуницы и автор книги «Моя жизнь», отправился открывать новую страницу своей собственной истории. А мы публикуем последний отрывок из главы «Учеба. Вятка».

Окончание. Начало в № 46-50

Неблагонадежный...
«Я уже писал, что я очень хорошо учился в гимназии. Понятно, что в старших классах приходила в голову мысль, что надо бы получить золотую медаль. Медаль привлекала меня не сама по себе. Привлекали выгоды: медаль можно было продать, выручить за нее деньги, а это для меня было важно, я знал, как важны деньги и как трудно они достаются. Было и еще одно обстоятельство, заставлявшее меня стремиться получить золотую медаль. В гимназии был какой-то денежный фонд, учрежденный на средства одного капиталиста и имевший целью выдачу денежных пособий гимназистам, окончившим гимназию с медалью: побольше – окончившим с золотыми медалями, а поменьше – с серебряными.

Таким образом, медаль давала несколько десятков рублей пособия из фонда плюс перспективу выручки от ее продажи.
Все шло хорошо. В выпускном, восьмом классе учился я отлично, на экзаменах на аттестат зрелости мои отметки были высоки, право на получение золотой медали было обеспечено для меня.
Но золотой медали мне не дали. Не дали и серебряной. Но денежное пособие из фонда я получил – что-то вроде пятидесяти рублей. Таких случаев еще не бывало. Почему же было вынесено такое «соломоново» решение о моей медали? Оказалось, потом я узнал, потому, что я был «неблагонадежен», замешан в забастовках, в демонстрациях, посещал митинги и др. Но лишать меня и денежного пособия почему-то не решились. Видимо, вокруг этого вопроса была среди руководителей борьба мнений, достаточно сильных, и, в конце концов, сошлись на компромиссе – без медали, но с деньгами».

Все в уборную
«После окончания выпускных экзаменов мы устроили концерт в городском театре, сбор с которого должен был пойти в пользу «необеспеченных» выпускников. Мы ходили к артистам, удалось уговорить их участвовать в концерте. Очень хлопотливое это было дело. Мы получили из выручки по одиннадцать с чем-то рублей на человека.
Помню, вскоре после этого мы коллективно – Куроптевы, еще кто-то – устроили поездку на станцию Просница, верстах в сорока по железной дороге от Вятки в направлении Перми... Там мы хорошо погуляли в лесу, в поле, у речки. Перед вечером возвращались домой в Вятку, но не успели до отхода поезда взять в кассе билеты на поезд. Случилось так, что в пути нас предупредили, что в поезд сел контролер. Предупредил, помнится, сам кондуктор, которому мы, как безбилетники, дали сколько-то денег. Но где скрыться от контролера? Думали-думали и решили забраться все восемь человек в уборную. И представьте себе – втиснулись в это крошечное пространство. Помню, кто-то пытался заглянуть или войти в уборную, но не смог. Через некоторое время мы выбрались из уборной и спокойно доехали до Вятки».

В Петербург
«В июле я подал заявление о приеме меня в число студентов Петербургского университета по естественному разряду физико-математического факультета и недели через две получил извещение о зачислении. В те времена имеющие аттестат зрелости без экзаменов зачислялись в студенты университета. Я уже писал, что для поступления в технические вузы надо было держать вступительные экзамены, очень трудные. Поэтому я не думал о поступлении в технический вуз...
Получив в июле 1908 года уведомление о зачислении меня студентом Петербургского университета, я стал готовиться к отъезду в Петербург. Сшили мне форменное пальто и тужурку, хотя я предпочел бы завести форменную одежду в Петербурге – в Вятке шили неважно, но пришлось шить в Вятке, так было дешевле.

Мама объявила, что в первом году моего учения в Петербурге она будет высылать мне по 25 рублей в месяц. Это была минимальная сумма, дававшая возможность жить, иметь кров над головой и достаточное питание...
В это лето у Куроптевых жила их петербургская родственница Лиля Врачева, было ей тогда 13–14 лет. В Вятке летом жила и сестра моя Юля, приехавшая на каникулы из Петербурга.
Лето проходило, и было решено, что я около 10 августа выеду в Петербург и в качестве старшего повезу с собой Лилю и Юлю. Нашлись нам попутчики – Сергей Васнецов и мой товарищ по гимназии Кибардин. Таким образом, собралась компания в пять человек.

Сергей Васнецов учился в гимназии на два года старше меня, но с поступлением в университет почему-то задержался и в 1908 году поступил на первый курс юридического факультета Петербургского университета. Был он сыном старого знакомого семьи Спасских, большого друга моего дяди Леонида Александровича – Аркадия Михайловича Васнецова, работавшего кем-то в Вятском земстве. Аркадий Михайлович, помимо службы в земстве, был очень талантливым столяром-художником, делал чудесные столы, кресла, шкафы, и все это в своем оригинальном стиле и очень красиво. Родные братья Аркадия Михайловича – это знаменитые художники Виктор Михайлович и Аполлинарий Михайлович Васнецовы, тоже старые знакомые моей матери и ее братьев. Братья Васнецовы были коренные вятчане, как и Спасские.
Настал день отъезда в Петербург, большой день в моей жизни. Точную дату его я не помню, приблизительно 8 августа. Ехали мы впятером неплохо, хотя в то время пассажирские вагоны были очень уж примитивны, плацкартных мест не было. Но были мы все молоды и беспечны, жизнь казалась нам полной радостями, мы вступили в новый ее период. Настроение у нас было самым радостным...

Сверкающий огнями Невский, с его шумом, многолюдьем произвел на меня, не видавшего в жизни ничего подобного, огромнейшее впечатление. После приезда на квартиру Кибардин потащил меня на Неву, на стрелку Васильевского острова, ему не терпелось показать мне Петербург, куда он приехал утром, а я вечером того же дня. В тот вечер я заболел неуемным, неудержимым, интересом к Петербургу, его улицам, площадям, набережным, рекам, мостам, садам, паркам, памятникам, ко всей его жизни, к его людям. Этот интерес, эту жажду все видеть, все знать в этом великом городе я сохранил в течение всех семи с лишнем лет жизни в Петербурге. И эта жажда вспыхивает во мне с прежней силой всякий раз, когда я приезжал в Петербург – Петроград – Ленинград, до самой моей старости. Я старел, а Ленинград все молодел, становился все лучше, все краше.

Чем же можно заключить мои воспоминания о годах учебы в Вятке? Это были годы моего роста, я учился, становился человеком. Но учение это шло не только в стенах гимназии, даже нe столько в гимназии, сколько в самой жизни – те годы были полны событий, когда стала ломаться и трещать старая царская Россия, ломались и люди, их мировоззрение, возникали зачатки нового восприятия жизни, нового ее понимания, жизнь выдвигала новые перспективы. Это были годы подготовки к новым, еще более решительным переломам».

Справка
Валериан Николаевич Шкляев родился в 1889 году в Белой Холунице в семье известного вятского врача. Учился в Вятской мужской гимназии и естественном отделении физико-математического факультета Петербургского университета. Работал в метеорологическом бюро Ученого комитета министерства земледелия. Участник Первой мировой войны, прапорщик. В 1918 году окончил кооперативные курсы в Вятке и уехал в Архангельск, где работал в Совете кооперативных союзов Севера секретарем Совета и редактором журнала «Северная кооперация». Участвовал в становлении советской власти в Архангельске в 1920 г., в налаживании профсоюзной и кооперативной работы в крае. Был делегатом 3-го съезда профсоюзов в Москве. Служил в Красной Армии в 1920–1922 годах, был контужен.
После демобилизации работал экономистом на кожевенно-обувном комбинате в Вятке (бывший завод Долгушина), затем на разных должностях в финансово-кредитных учреждениях на Севере, в Средней Азии и Сталинграде. С 1938 года и до смерти жил в городе Горьком.

Подготовила Мария Петухова
petuhova.mv@gmail.com
По материалам А. А. Маркова, herzenlib.ru
Фото: https://ivanlyubenko.ru