Евгений Катаев: «В смысле леса не хватает? Иди и купи!» – интервью газеты
В кабине с «Калашниковым»
БН: Евгений Владимирович, как давно вы в лесном бизнесе?
– Такое ощущение, что очень давно. При этом понимаю: до сих пор лесом заниматься не научился. Это очень глубокая тема: и лесоводство, и ботаника, и биология, и производство… Начал в 98-ом году. Как многие в нашей отрасли, купил с другом доску в Кирове и увез в Москву. Тогда в кабине возили автомат Калашникова. Так и начинали.
БН: Предприятие создано на базе бывшего лесхоза?
– Да, мы прошли обычный путь эволюции от посреднической торговли до своего производства. Торговать мне сразу не понравилось. Нам привили инженерное мышление, что производство и технологии всегда будет кормить, поэтому быстро пришел к осознанию: надо пилить, а не продавать. Арендовали у тогда еще действующего лесхоза цех, начали покупать лес, пилить доски – затянуло. Начался процесс дружественного поглощения лесхоза – им уже это всё было не нужно. Сейчас предприятие развиваем мы.
БН: Почему занялись именно лесом? Многие предприниматели того времени делали бизнес на других товарах.
– Случайно. Я не верю ни в судьбу, ни в проведение. Если бы мне, вчерашнему студенту, кто-то на тот момент предложил поехать и продать что-либо другое, я так бы и сделал. Старший товарищ предложил доску, вот и всё.
«Люди, особенно на старте, готовы эти нервы тратить,
но те, кто работает в отрасли по 20 и больше лет,
через многое прошли и нервы берегут».
БН: Вы сказали об инженерном образовании. Связано с лесом?
– Нет, учился на факультете механизации и сельского хозяйства тогда еще кировского сельхозинститута. Считаю, что на нашем факультете давали лучшее инженерное образование в городе – даже не столько в области знаний, сколько с позиции инженерной подготовки: понимания механизмов, отношения к инженерному делу, технологических подходов и так далее.
Затем, уже во взрослом возрасте, сознательно отучился на экономиста в том же вузе. Самый старший был в группе. Чувствовал: знаний много, но они не систематизированы. Руководитель любого завода (не важно, крупного или нет) должен обладать и юридическими, и экономическими, и бухгалтерскими знаниями. Я люблю бухгалтерию за стройность и гармонию. Обожаю музыку цифр еще с детства, со времен разных олимпиад. На предприятии полностью за экономику отвечаю. Считаю себя профессиональным экономистом – серьезно. Сегодня экономистов не хватает.
Я очень много общался с экономистами из областных управлений (про районные и не говорю): люди зажаты на каком-то уровне. Пришел на работу – и начал считать, условно, показатели колхозов. И считает так всю жизнь. Как думаете, он сохраняет в себе профессию экономиста? Как калькулятор информацию обрабатывает – и всё. Поэтому и говорю, что хороших экономистов мало, способных анализировать и прогнозировать – еще меньше.
«Чиновник, пусть даже высшего уровня, –
отвратительный коммерсант и никогда хорошим не станет.
Там ментальность другая».
БН: Вы сейчас конкретно об органах власти?
– Да. Самая большая проблема современной власти – не говорю сейчас про политику, про понты и прочее – всё ухудшающийся уровень профессионализма и компетенции. Если лет 15 назад можно было с кем-то поговорить из старой гвардии, они знали и любили свою профессию, то как сейчас работает молодежь? Купили дипломы с заочного, пришли по знакомству или от неизбежности в отделы-под-отделы-департаменты разных уровней – ни одной прочитанной книги, кругозор как у белки в лесу и, главное, отсутствие желания познавать свою профессию. А уж о любви к ней речи в принципе нет. Эти «одобрямсы» сидят и никаких новых идей не несут.
Вы послушайте речь некоторых чиновников. Первых лиц слушать приятно. Во-первых, их этому учат, во-вторых, как правило, это успешные люди со своим жизненным бэкграундом. Многих ранга пониже послушаешь – казенный язык, разговаривают штампами, стереотипами. Особенно язык узких департаментов: «С помощью механизма мы сметали снежную массу в прилотковую часть улично-дорожной сети…» Из 20 слов нужны три: «Мы убирали снег» – и всем всё понятно.
Отсюда и текучка, потому что не находят себя или не отвечают требованиям. Сколько у нас министров лесного хозяйства за последнее время поменялось? При мне вроде пятый, со всеми был знаком. Раз – и уходит, раз – и арестовывают. Сидишь порой и думаешь: а он же меня жить учил, давал советы как посвященный, который словно что-то знает.
БН: Вы чиновникам верите или разучились?
– В чиновнике что есть? Должность плюс человек. Чиновнику на должности я не верю. Не зря же говорится, что чиновники и политики – это умение выдавать желаемое за действительное. Человеку-чиновнику хочется верить. Среди чиновников есть те, кто работает честно и воспринимают то, чем занимаются, как миссию. С ними хочется разговаривать и верить им.
Возьмем Александра Рогожникова (глава Шабалинского района. - ред). В прошлом он предприниматель. И я всегда говорю, что успешный бизнесмен почти всегда может стать хорошим чиновником, но не наоборот. Чиновник, пусть даже высшего уровня, – отвратительный коммерсант и никогда хорошим не станет. Там ментальность другая. А ментальная подготовка и наполнение хорошего бизнесмена очень помогают в работе чиновника. Вы в Шабалино не были никогда?
БН: Была. И с Александром Евгеньевичем не раз общалась.
– В районе многое изменилось: хорошее благоустройство, люди улыбаются. Здесь хочется быть. И Александр – человек светлый, положительный. Ему хочется верить, и я верю. Даже если он ошибается в чем-то, я ему верю, потому что точно хотел, как лучше, но нельзя на 100% быть эффективным.
А когда чиновник начинает заниматься вопросами бизнеса – учить, помогать, менторским тоном проявлять наставничество… Чиновник же всё знает: как надо лес рубить, булки печь, как такси должно работать, газета печататься. Во всех вопросах хорошо разбирается, но это же неправда.
«Если бы мне, вчерашнему студенту,
кто-то на тот момент предложил поехать и продать что-либо другое,
я так бы и сделал».
«Всё охватить невозможно»
БН: Что у вас за предприятие?
– Мы лет 10 назад стали предприятием глубокой переработки древесины: сушим, строгаем, сращиваем, склеиваем. Производство практически безотходное. Есть небольшие лесные участки в аренде, которые достались нам исторически. Они покрывают 10% наших потребностей. Предприятие принадлежит нашим с братом семьям.
БН: Получается, семейный бизнес. Каково это?
– Нельзя сказать, что бизнес хорошо или плохо вести с родственниками. Некоторые партнеры лучше родственников, а некоторый брат хуже врага. Мне с братом повезло, мы ладим, потому что в функционале не пересекаемся. Он сейчас полностью занимается производственными вопросами и сбытом. Я – экономикой, бухгалтерий, общим руководством, общением с властями и стратегией. Мне с братом очень легко работается.
БН: Домокомплекты продолжаете выпускать?
– Сейчас от них отошли. Я все-таки за сегментирование, за узкую специальность: всё охватить невозможно. Мы много лет культивировали дома из оцилиндрованного дерева, но тренд сменился, и это нормально. Он как возник резко году в 2008-ом, также резко примерно через 10 лет тема ушла. Появились новые материалы, у людей изменились предпочтения. Стали смотреть, к примеру, на клееный брус, который быстро, технологично собирается, его не надо обслуживать. Мы сейчас делаем все виды отделочных материалов – вагонку, полы, блокхаусы…
БН: Основной рынок сбыта?
–Москва, здесь нечего скрывать. Скорее всего, так и впредь будет: в столице всё покупается и продается. Знаю, что восток области сейчас на Сибирь работает, везут на Челябинск, в Свердловск – в ту сторону. Мы – запад, от нас до Москвы всего 800 км, по российским меркам это близко. Да, есть клиенты из Казани, Тольятти. Много продукции уходит через посредников на экспорт.
БН: Вы почему не экспортируете сами?
– Раньше экспортировали. У нас есть условия, свой ж/д тупик. Но меня настолько вымотали отношения и с железной дорогой, и таможней. Решил: никаких вагонных или экспортных поставок. Если жизнь заставит –
начну: мы же бизнесмены, что надо, то и сделаем. Сейчас на экспорт отправляю только через кого-то.
«Нервы заложены в прибыль»
БН: Представители железной дороги часто говорят, что повернулись лицом к бизнесу...
– Вряд ли глобально что-то изменилось. Это государство в государстве, где ничего не происходит быстро и ничего не происходит медленно. Железная дорога очень сильно «заточена» на безопасности, техрегламентах и прочих вещах. Собственных вагонов у них нет, только предоставляют тягу, а вагоны все равно арендуешь у владельцев. Мы всю продукцию полностью продаем у себя, в Шабалино. Заказчики дальше сами отправляют. А я нервов море сохранил, нет необходимости брать дополнительно сотрудников... Могу сутками рассказывать, какие приключения у меня были за всю жизнь с железной дорогой.
БН: Расскажите для примера самое эпичное?
– Мне как-то вечером 31 декабря позвонили со станции. Говорят, что в Астраханской области остановлен мой вагон, надо срочно приехать, иначе начнут разгружать. Вагон экспортный – шел в Иран. Понятно, что Новый год подпорчен. А на деле оказалось всё очень просто: на станции был организован коррупционный бизнес. Есть понятие «габаритные ворота», и груз надо сформировать так, чтобы он в них прошел. Если зацепляется – всё, негабарит, считается небезопасным для перевозки. Его надо разгрузить, перегрузить, а это деньги. Мы позднее схему узнали: «специалисты» были обязаны по регламенту убирать с груза снежные шапки. Этого не делалось, шапка цепляла габаритные ворота, поэтому и звонили грузоотправителю. Тем, у кого нервы послабее, предлагали решить проблему – дать бригаду, которая разгрузит-перегрузит. В результате просто убирали снежную шапку за хорошие деньги и отправляли вагон дальше. Беспроигрышный бизнес.
БН: Как решили проблему?
– Не стал реагировать. И на следующий день вагон поехал дальше, видимо, снег растаял... Это тоже один из моих жизненных уроков: иногда на проблему надо выдохнуть, не махать крыльями, и в 90% случаев она сама решится. Понятно, есть случаи, когда вмешательство необходимо, к примеру, инфаркт сам не пройдет.
Нервно всё это. Но на самом деле лесная тема высокорентабельная, поэтому все эти риски и нервы заложены в прибыль. Люди, особенно на старте, готовы эти нервы тратить, но те, кто работает в отрасли по 20 и больше лет, через многое прошли и нервы берегут. Они готовы пожертвовать рентабельностью, чистой прибылью, делиться ею. Меня многие зовут заниматься экспортом. Не-е-ет. Может, я не имею максимальной прибыли, потому что делюсь ею с теми, кто этим экспортом занимается, но и риски никуда не передаю. За отправленные грузы платят же не сразу.
БН: А до Москвы как отправляете? На своем транспорте?
– Зачем? Свой автопарк – только для работы внутри предприятия. Автотранспорт для таких перевозок нанимаем, это недорого. В Кировской области одни из самых дешевых автоперевозок в стране, а автоперевозчики нищие герои. Как делается такой бизнес? Купил грузовик – и поехал, любой здоровый мужик-шофер завтра может стать дальнобойщиком. В результате многие купили автомобили, на рынке автоперевозок – перенасыщение. Водители конкурируют друг с другом, как таксисты, и предлагают дешево. Сейчас эти услуги предоставляют недорого, поэтому проще заказывать.
О давлении, богатстве и ленточных пилах
БН: Многие говорят, что круглого леса не хватает.
– Это неправда! Это ложный лозунг! Его надо запретить произносить, так же как и слова «Лес – наше богатство». Можете так в заголовок и вынести: ненавижу это словосочетание, это тоже ложный посыл. С богатством что делают? Тратят. Если это богатство, сразу возникает желание его тратить. Лес – наше наследство. Дерево, из которого произведен стол, за которым мы сидим, старше нас с вами. Наши предки создали условия, чтобы это дерево выросло. И к этому наследию надо относиться так же бережно, как к памяти.
Если вернуться к теме нехватки леса, то кто постоянно ноет, что его не хватает, и говорит: «Если бы лес был, я бы...»? Я с такими людьми часто на совещаниях встречаюсь. Спрашиваю: «В смысле не хватает? Иди и купи!» – «Так он же дорогой!» – «Так и говори, что не хватает дешевого или бесплатного леса». Лес есть. Даже сейчас, в несезон, иди и покупай, сколько хочешь. Да, дорого, но это уже твое умение извлечь из него прибыль.
БН: Хотите сказать, что не все умеют ее извлекать?
– Как выглядит процентов 80 наших производств? Навес из гнилых досок, телега от трактора, гора опила и горбыля, грязь. И работники-бедолаги на старой ленточной пилораме из хорошего кругляка делают плохие доски. Владелец, стоя у своего нового «крузака», ноет, что ему не хватает бесплатного леса, господдержки, распределение лесов несправедливое, рабочей силы нет... Так ты на плохом оборудовании с низкими затратами на зарплаты сделал плохие доски, дешево их продал, мало выручки получил... Значит, не можешь заплатить хорошую зарплату и у тебя не хватает рабочих – круг замкнулся. Так разорви его!
Мы сами начинали с ленточных пилорам, но эту стадию эволюции быстро прошли. А многие в ней застряли. По моему мнению, надо на законодательном уровне запретить ленточные пилорамы, собирать их у населения как нелегальное оружие и премию давать как за сданный металлолом. Это как нелегальный алкоголь, с которым надо бороться. И когда уйдет это племя «ленточных пилорам и сараев», леса всем хватит. Еще раз говорю: лес есть и его много. Кто его не может купить, потому что плохое производство, говорят лживые лозунги.
БН: Вы сказали, что у вас 10% собственного сырья. Где берете остальное?
– Закупаем. В Костромской области, в Кировской. Ореол вывозки 200 км.
БН: А низкосорт куда деваете?
– У нас в соседнем Шарьинском районе завод отходы принимает. Всё вывозим, на территории ничего не лежит. За это еще и деньги получаем. Проблемы с отходами есть, к примеру, в Зуевском, Фаленском, Омутнинском, Верхнекамском, Нагорском районах, поэтому там и строят пеллетные производства – девать остатки некуда. Заезжаешь в дальние районы –
горы опила. Мы же так природу убиваем! За это надо в тюрьму сажать. А бизнес говорит, что на него давление оказывают.
БН: А его оказывают?
– Поверьте, давления на лесной бизнес в Кировской области не существует. Я не лоялист и не стараюсь своими высказываниями как-то
понравиться власти или еще что-то, но давления действительно нет. Есть административные требования, которые не выше, чем у столовых или кафе. Да, надо выполнять какие-то нормативы, заполнять отчетности. Это нормально. Ненормально, когда тебя просят заполнить стандартный отчет, а ты кричишь, что давят и гнобят. Я даже считаю, где-то контроль стоит усилить, только ресурсов не хватит.
В этой ситуации произойдет чистка рынка, а любая чистка выгоднее сильным.
«Сараи и навесы», о которых говорил, вымоет с рынка.
«Деньги вернулись к экономику»
БН: Вы как поставщики между собой договариваетесь об отпускных ценах? Как, к примеру, сетевые магазины по стоимости шампанского перед Новым годом?
– В лесу не договориться: слишком много субъектов. Подобные истории происходили раньше, связанные с покупкой кругляка внут-ри района. Крупные покупатели садились и обсуждали: покупаем не более чем по 500 рублей за куб. Через очень короткое время договоренности нарушались, потому что мы не зависим друг от друга. У магазинов, может, поставщик один. Лесникам договориться невозможно, поэтому картельный сговор в принципе невозможен. Он в ту же минуту будет нарушен. В нашей отрасли конкурируют качеством, маркетинговыми умениями, рынками и каналами сбыта, но только не ценой.
БН: Вы согласны с ценами на сырье, которые предлагает сегодня рынок?
– Лучше покупать и конкурировать на открытом, свободном рынке, чем клянчить у чиновников и в итоге попадать в коррупционные скандалы
БН: На рынке продажи леса есть посредники, которые завышают цену?
– Что значит завышать цену? Тогда лес не купят. Цена формируется во время сделки.
БН: Кто получил максимальную выгоду от скачка цен на сырье?
– Отрасль в целом. Раз продукция растет в цене, то и сырьевики подтягиваются. Другой вопрос – куда кто деньги дел. Мы за пос-ледние полтора года заработали прилично и полностью обновили производство. Лично я купил не машину (на своей 11 лет езжу и еще столько же проезжу), а самые современные на рынке станки, построил новую котельную с перспективой расширения. Мы и полтора года назад жили также, обновлялись, также инвестировали половину прибыли в производство (обязательно возвращаем деньги либо в надежность, либо в обновление). Новый станок, новое оборудование – это такой инженерный кайф! И экономика позволяет нам сейчас его ощутить. Мы сами спроектировали и построили линию пиления, и к нам ездят из других областей ее копировать, это профессионально приятно.
Знаю многих, кто тоже обновился, вложив в производство. За лесовозами до сих очередь, на лесные манипуляторы расписана до мая (хорошо, что это в России производится). Этот рыночный конъюнктурный скачок привел в отрасль много денег, и это классно. Классно, что появился мультипликативный эффект: мы же пошли за станками, за оборудованием, и эти деньги вернулись обратно в экономику. Поэтому говорить о том, что лесники на этом скачке цен словили хайп... Да, раз конъюнктура есть, но деньги пришли в отрасль. Они ее оживили, разогрели, и это классно.
БН: Долго ли, по-вашему, продержится этот период разогретой экономики?
– Будет откат, и неизвестно – до прежних позиций или дальше. Я к этому готов, готов какое-то время отработать без прибыли или в минус: понимаю, что конъюнктура может сложиться в обратную сторону. В этой ситуации произойдет чистка рынка, а любая чистка выгоднее сильным. «Сараи и навесы», о которых говорил, вымоет с рынка.
«Ищут, где светло»
БН: Причины лихорадки с ценами экономические или политические?
– Здесь политики ноль. Сработал отложенный спрос, причины которого точно не внут-ренние, не российские. Они мировые. Китай выбрался из локдауна, Америка вышла из ограничений, люди поехали домой – взрывной спрос на древесину: потребитель изменил свое поведение, переориентировался на частное домостроение. Домохозяйства поняли, что лучше свой дом, где можно отсидеться, и пора его обновить. В результате на мировом рынке произошел резкий спрос на древесину – экологический легкий строительный материал. Его резко удовлетворить нельзя. По цепочке выросла цена на все составляющие.
Но дело в том, что у нас рост цен произошел на падающем рынке. Когда на рынках, базах я спрашивал, сколько по сравнению с 2019 годам продали – в рублях больше, но в кубах меньше. Общий объем рынка упал, поэтому опять же говорить о нехватке леса точно глупо. Неизвестно, что будет дальше. Если спрос будет падать, мы рано или поздно упремся в себестоимость, а с какого-то момента начнется работа в минус.
БН: Как оцениваете реакцию властей на эту ситуацию?
– Наша промышленность нетороплива. У американцев падение цены началось еще весной, потому что они за год своими рыночными механизмами и взаимодействием власти с бизнесом успели ввести новые делянки, построили мощности и удовлетворили внутренний спрос за год. Чуть не в два раза увеличили производство пиломатериалов внутри страны. А у нас объемы производства упали: валовка выросла, а кубы упали. Вот и разница в экономиках и подходах. Почему бы не использовать временный режим, чтобы получить максимальный рыночный эффект? Допустим, временные льготы? Временный режим облегченного доступа к лесному ресурсу? Страна бы уйму денег заработала! Вот почему иногда завидую западным партнерам: у них проще и быстрее реагируют на конъюнктуру, оказывая адресное содействие. Потому что там спрашивают: «Что вам нужно? Чем помочь?».
БН: А у нас?
– А у нас многие до сих пор мыслят 90-ми годами. Считают, что половина лесного бизнеса – это взяточники и черные лесорубы, которые ходят в пиратских повязках. Но это далеко не так. Недавно новость читал, что благодаря космическому мониторингу лесов в 2021 году по сравнению с предыдущим число незаконных рубок сократилось на 57%. Это что? Люди не задумываются о несуразности цифры? Невозможно за год побороть незаконные рубки только с помощью космического мониторинга. Либо тогда считали неправильно, либо сейчас, тогда цифры раздували или сейчас занизили.
Моя мама работала учителем в школе. Она говорила, что вынуждена вести уроки для двух двоечников: объяснить им элементарное, чтобы потом со всем классом двигаться дальше. Так и у нас: законы пишут для двух жуликов, остальные, нормальные представители отрасли, выполняют условия в период войны с этими жуликами. Из-за них бизнес обкладывают бумагами, ужесточают требования, а выполняют их все. В итоге с жуликами как раньше не могли бороться, так и сейчас не могут. Нас никак не сегментируют. Проверьте вы меня с ног до головы – у меня же есть история, репутация, и выдайте бумагу, что я честный, освободите от кучи контрольных мероприятий. А у нас? Борются с жуликами, а ищут там, где светло.
«Новый станок, новое оборудование – это такой инженерный кайф!
И экономика позволяет нам сейчас его ощутить»
Конкурсы для Иванов
БН: Вы принимали участие в стартовавших в прошлом году лесных конкурсах?
– Принимал. Написал реальные цифры, которые по итогу могу достичь. В результате проиграл.
Расскажу коротко ретроспективу, чтобы понять боль лесозаготовителей и переработчиков. Все началось в году 2005-2006-ом, когда приняли новый Лесной кодекс, наверное, самый многочисленный по числу доработок и правок документ. Примерно до 2011 года лесные конкурсы проводились. Собиралась комиссия из местных и решала, кому лес дать, кому не дать. Если сейчас применять ту схему, понятно, что она страшно коррупциогенная: несколько местных распределяют лес среди местных. У нас чиновник сразу «сгорит», если ему дадут что-то распределить. Схема тех конкурсов была несовершенна, но более-менее справедлива, там более-менее здравые условия и требования к участникам прописывались: неизвестному Ивану, у которого за душой лишь лопата и ведро, лес никто не отдавал. А прошлогодние конкурсы, получается, на таких Иванов и работали.
До них еще был долгий период, когда лесные конкурсы прекратили проводить, лес продавали на аукционах, потом распределяли только по инвестсоглашениям. Надо было ярды инвестиций пообещать, чтобы его получить, мелкие предприниматели пролетали. Еще позднее начались годовые контракты на аренду участка – это про покупку леса на корню, игра не вдолгую. Профессиональное сообщество попросило: верните конкурсы. Путин поднял тему, и через 7 лет правительство Медведева написало закон об этих конкурсах. По мне так ужас ужасный. Формата – возьмите, только отстаньте. Естественно, это было совсем не то, что ждали участники рынка.
БН: Однако именно Кировская область первой начала проводить эти конкурсы?
– Потому что мы каждый день долбили власть: давайте начнем проводить хоть такие. Под давлением Шургин (Алексей, экс-министр лесного хозяйства) начал готовиться, нормативку подтянули. Надо отдать ему должное, он тогда сказал, что на свой страх и риск запустит, потому что мы его замучили. Первые конкурсы прошли более-менее нормально, потом некоторые товарищи решили, что несовершенством требований к участникам можно пользоваться и в заявках начали необоснованно завышать критерии. Механизма проверки и контроля ни предварительного, ни после не существовало. Сейчас все конкурсы, прошедшие за два года, оспариваются в судах: иски подало министерство. После года начались проверки – никто их победителей заявленных критериев не выполнил. Бизнес сказал: остановите, это катастрофа. Нельзя совершенствовать то, что не подлежит совершенствованию. Надо отменить закон и писать новый. Проведение конкурсов остановили.
БН: Насколько знаю, сейчас ими занимаются и правоохранительные органы.
– Лично я считаю, что многие из участников, которые пользовались несовершенством нормативной базы и ради победы заявляли заведомо невыполнимые условия, совершали уголовное преступление. По факту, сознательно шли на обман. Думаю, трактовки еще появятся.
С конкурсами в их нынешнем виде государство не достигло ни одной из поставленных целей. Они какие? Отдать лесной участок максимально эффективно максимально эффективному и максимально эффективно использовать ресурс. Этого ничего не получилось, потому что закон изначально так прописан. У нас законотворчество, особенно узкопрофессиональное, часто во вред, а не на пользу. И на региональном уровне сделать с лесными делами практически ничего нельзя.
И если взять профессиональный срез – в новом созыве ОЗС ни одного депутата от лесной отрасли! От отрасли, которая формирует значительную часть областного бюджета. В ЛПК трудятся 30 тысяч человек – больше, чем в сельском хозяйстве. Вы задумывались об этом? В результате от лесной отрасли все что-то ждут, а тому же сельскому хозяйству предлагают помочь. Да мы особо помощи и не просим. Кому надо и кто умеет работать – тот работает.