«Фармрынок остаётся в стороне от санкционной политики» – интервью номера
Хотя отдельные попытки вовлечь в неё игроков есть. Российская фармацевтическая промышленность пока во многом зависит от иностранных партнеров, однако по критически важным компонентам уже в целом переориентировалась на альтернативы. Об этом, переключении потребителя на отечественные лекарственные препараты, распределении рынка после ухода крупных компаний, перспективах аптек, тенденции экономного потребления, фальсификате и дженериках «Бизнес новостям» рассказал директор по развитию аналитической компании «АРЭНСИ Фарма» Николай Беспалов.
БН: Николай, насколько российское фармпроизводство зависит от импортных составляющих?
– Зависит достаточно сильно. Эта зависимость касается не только фармацевтического сырья, фармсубстанций, она шире: связана с необходимостью закупки производственного, аналитического оборудования, вспомогательных веществ, необходимых для производства, комплектующих, к примеру, фольги, краски, картона, отдельных упаковочных материалов – пробок, флаконов, шприцов и так далее. Для разных препаратов эта зависимость разная, и уровень критичности для российской системы здравоохранения и фармпромышленности тоже разный.
Когда производитель имеет возможность купить комплектующие для производства своей продукции у 50 разных поставщиков, наверное, это не является проблемой: «отвалится» один – всегда найдется замена. Другое дело, когда «выпадают» поставщики, которых заменить сложно или невозможно. Такие ситуации тоже есть, поэтому вопрос развития собственных компетенций в фармацевтической промышленности не праздный. Ситуации могут быть любыми, не только связанными с санкционным давлением. Наши зарубежные партнеры тоже живут не в идеальном мире, у них могут случиться аварии, кто-то что-то может напутать, линия или весь завод может остановиться на профилактику, еще что-то. Много чего может произойти, и, конечно, по критически важным позициям необходимо обеспечивать себя самостоятельно. Именно на это и должна быть рассчитана стратегия развития фармпромышленности и системы здравоохранения.
БН: Есть ли понимание, на сколько за последние месяцы Россия смогла избавиться от зависимости от импортных составляющих?
– К сожалению, о каком-то колоссальном снижении зависимости от импортных комплектующих, сырья и веществ пока говорить не приходится: прошел слишком короткий период времени. Запустить новый завод, который производит даже простой картон необходимого качества, – эта работа не 2-3 месяцев. Учитывая, что таких комплектующих нужно очень много и самых разнообразных, подвижки в экспресс-формате практически невозможны. Однако сейчас происходит очень важный процесс переориентации российской фармпромышленности с европейского направления на азиатское. Он и так последние годы происходил в относительно вялотекущем режиме, но сейчас появилось огромное количество ограничений, не позволяющих нам нормально работать с Европой, хотя это ближайший для нас с точки зрения географии рынок. Понятно, что Россия граничит и с Китаем, но вопрос в том, что основной фармпром сосредоточен все-таки в европейской части. И сейчас происходит переориентация на других поставщиков. Это отчасти болезненный процесс, но необходимый российской фармпромышленности. Думаю, основной период в этом отношении уже пройден. Задачи в целом решены, и сейчас этот процесс не то чтобы близок к завершению (он может продолжаться практически бесконечно), но основной набор критически важных комплектующих уже переориентирован на альтернативы.
Что касается конкретно фармсубстанций или сырья, в этом отношении у нас был и остается основным поставщиком Китай. И это касается не только потребностей российских компаний, Китай – один из основных поставщиков фармсырья химической природы в общемировом масштабе. Есть еще биотех, его производят разные центры, в том числе в Европе, есть серьезные компетенции в отношении биотехнологий и в России. Тем не менее именно Китай остается одним из крупнейших поставщиков фармсырья. Сейчас его роль в этом отношении только возрастает, особенно с учетом ограничений по логистике.
БН: По каким направлениям мы сегодня смогли перестроиться и начать выпускать отечественную продукцию или делать это с минимальной долей импортных составляющих?
– В первую очередь, очень важно закрыть критически важные позиции по сырью, потому что отдельные наименования лекарственных препаратов – это сфера с очень серьезной монополией: технологии доступны очень ограниченному кругу стран. Конечно, такие производители-поставщики либо диктуют цену на свою продукцию, либо могут ограничивать поставки. Хотя в целом система здравоохранения, медицина, как правило, находится вне мер санкционного давления. Тем не менее, даже как показывает текущий кризис, определенные попытки наши европейские и американские партнеры предпринимают, и надо быть готовым к разным сценариям.
С точки зрения выпуска сырья за последние лет 10 в России сделано многое. Есть отдельные, очень важные для системы здравоохранения наименования, которые мы сейчас можем производить самостоятельно. Понятно, что это происходит тоже с вовлечением определенной доли импортных составляющих, но основное – фармацевтическую субстанцию – имеем возможность делать сами. Например, инсулин, который могут производить в Питере, вакцины (их делает целый ряд производителей), различные моноклональные антитела, которые используются при лечении онкологических, аутоимунных и ряда других сложных заболеваний. Нельзя сказать, что российские компании в этом отношении уникальны, однако этот опыт ограничен: количество игроков в мире, которые умеют подобными технологиями оперировать и обладают компетенциями, исчисляется единицами. Это стало возможно в том числе за счет реализации «Стратегии развития фармацевтической промышленности» в нашей стране. Хотя при всех достигнутых успехах объективно этого мало, чтобы закрыть потребности системы здравоохранения даже по критически важным позициям. Тем не менее проблема решается и позитивные движения есть.
Хотя от регуляторов очень не хватает целого ряда стимулирующих мер, которые помогли бы этот процесс проводить более интенсивно. К сожалению, эта тема пока дискутируется. Вокруг нее сталкивается очень много интересов. Понятно, что европейские и американские партнеры защищают свои интересы любой ценой. И часто их приходится двигать, чтобы отдать приоритет отечественным компаниям-разработчикам, которые имеют возможность самостоятельно производить те или иные молекулы. Этот процесс болезненный, но он идет. Впрочем, это тема для отдельного большого разговора.
БН: Что происходит на рынке клинических исследований?
– Значительное количество клинисследований, которые проводились в России, были инициированы иностранными компаниями-разработчиками. После старта санкционного давления на нашу страну ряд достаточно крупных иностранных компаний объявили о приостановке клиники в России.
Надо понимать, что эти решения связаны не столько с желанием «насолить» нам как стране, которая находится под санкционным давлением, сколько с объективными ограничениями, которые спровоцировали эти санкции. В частности, запрет на авиасообщение с Европой. Специфика клинисследований такова, что часто – проводя исследование в России – необходимо собирать образцы биоматериалов и отправлять их в европейские лаборатории для проведения анализа. Так что озвученные иностранными компаниями-разработчиками решения носят технический характер, связаны с неудобствами и сложностями при организации этого процесса.
БН: А каковы последствия для нас?
– В краткосрочной перспективе такие ограничения всё же коснутся небольшого числа людей – тех, кто вовлечены в эти исследования. В этом тоже нет ничего хорошего, потому что такие люди просто не получат лечение, которое могло бы им помочь. Игнорировать данный факт, конечно, нельзя.
Но если рассуждать глобально, для системы здравоохранения такие решения серьезных последствий иметь не будут, по крайней мере, в краткосрочной перспективе. Что касается долгосрочной – без проведения клиники получить доступ на российский рынок иностранные компании скорее всего не смогут либо сроки выхода серьёзно отодвинутся. Это очень неприятные последствия для самих компаний-разработчиков, потому что рынок России крупный и услуга по проведению клинических исследований у нас на очень высоком уровне с технической, качественной и ценовой точки зрения. Кроме этого, сейчас центры разработки новых препаратов находятся не только в Европе, огромную работу в этом плане проводит Азия, Латинская Америка, те же Бразилия, Китай, Корея и другие. Приостановка клинисследований со стороны европейских компаний с высокой вероятностью приведет к тому, что интерес к отечественному рынку начнут проявлять разработчики альтернативных продуктов. Причём это могут быть не прямые аналоги того, что планировали выводить европейцы, но препараты того же терапевтического класса. Когда такой аналог на рынке появится, европейцам с высокой вероятностью здесь будет делать уже нечего.
БН: Велика ли доля иностранных игроков, которые после введения санкций прекратили сотрудничество с Россией? И какова вероятность их возвращения?
– Есть компании, принявшие решение остановить поставки отдельных препаратов, но их единицы. Из числа производителей лекарственных средств навскидку назову двух. Это «Эли Лилли», которая приняла решение не поставлять «Сиалис» – препарат для лечения эректильной дисфункции. Но, во-первых, это не социально значимый препарат. Во-вторых, на российском рынке у него к моменту ухода присутствовало 14 аналогов как российских, так и зарубежных. Потребитель по большому счету исчезновения этого продукта даже не заметил, хотя тот занимал достаточно весомую долю и позиционировался как премиальный. После завершения остатков в рознице таким премиальным продуктом станет другой, и потребители спокойно на него переключатся. Еще пример – поставки «Ботокса», который производит «Аллерган». У него на российском рынке также есть как иностранные, так и российские аналоги, причем в нашей стране сразу две компании выпускают альтернативы. Конечно, это может иметь некоторые ментальные неудобства, но не более того.
Еще есть отказы по поставкам гигиенической продукции, в частности, компания «Джонсон и Джонсон» прекратила поставки отдельных средств женской гигиены. Их долю сейчас с удовольствием «доедают» конкуренты, которых достаточно много. Все-таки это не та продукция, которая требует каких-то ноу-хау или сверхсложных технологий. Ценность всех продуктов, о которых я сказал, по большому счету – это сильные бренды, которые последовательно развивались, занимали весомую долю в умах специалистов и потребителей. Сейчас эти бренды по факту отказались от сделанных вложений, а это очень крупные суммы. Глобальных последствий для рынка от ухода этих игроков не произойдет. А вероятность возвращения этих брендов в Россию, если, конечно, они не сделают это в ближайшие месяцы, будет стремиться к нулю.
БН: Все-таки уход иностранных компаний связан не столько с экономической, сколько с политической повесткой?
– Большинство действительно принимали решение об уходе под давлением политической повестки. Если бы это решение зависело от российских офисов, никто бы на такие меры не решился, потому что, кроме потерь, в этом нет никакого здравого смысла. Все представленные в России компании наоборот всеми силами пытаются свои позиции сохранить и воздержаться от ухода. Другое дело, что это не всегда возможно чисто технически. Скажем, в рамках санкций прекратили работу контейнерные линии, которые поставляли продукцию на территорию России по морю. Как ни странно, от этого больше всего пострадали индийские поставщики. Казалось бы, при чем здесь Индия? Все просто: эта страна не имеет собственного развитого контейнерного флота, в основном они пользовались услугами европейских компаний. Европейцы сказали «нет», китайцы отдают приоритет собственным производителям. В результате Индия оказалась в сложной ситуации, и сейчас поставки индийских фармсубстанций и лекарственных препаратов очень серьезно просели. Они сейчас пытаются выстроить работу через третьи страны – заводят товар в Турцию, Финляндию, оттуда пытаются отгружать в Россию. Это удлиняет и удорожает цепочку. Тем не менее основной пул компаний-поставщиков остался прежним. С точки зрения готовых лекарственных препаратов наш основной торгово-экономический партнер – Германия. Оттуда поставки идут примерно в тех же объемах, которые были до начала кризиса.
БН: Как за последнее время изменилась динамика экспорта и импорта лекарственных препаратов? Какие прогнозы вашей компании на этот счет?
– По экспорту я не располагаю оперативными данными за текущий год, этот блок у нас еще в работе. Но предполагаю, что показатели будут значительно хуже прошлогодних. В 2021 году значительные объемы вакцины (прежде всего «Спутника») поставлялись на экспорт, сейчас в связи с более-менее стабильной ситуацией по заболеваемости (по крайней мере, в первой половине 2022 года), скорее всего эти объемы экспортных поставок серьезно просядут.
По импорту – если говорим конкретно про лекарственные препараты и готовые лекарственные формы – мы фиксируем разнонаправленную динамику в отношении денежного и натурального объема. Денежный серьезно повысился – в пределах 8,7%. Натуральный достаточно серьезно сократился – в пределах 10%. Такая разница прежде всего происходит из-за роста цен, на которых сильно сказывается логистика: она закладывается в стоимость.
Натуральные объемы сокращаются прежде всего за счет выпадения отдельных поставок (я уже говорил про Индию). В то же время активно идет процесс импортозамещения. И потребитель переключается на отечественную продукцию, что опять же связано с экономическими причинами. Доходы у населения не растут, а многие российские аналоги в среднем в 2,5-3 раза дешевле, чем иностранные продукты. Если раньше с этим можно было мириться, обосновывая какими-то вопросами имиджа, большего доверия и так далее, то сейчас потребитель понимает, что по большому счету разницы нет. Он в три раза дороже платит за маркетинг, потому что очень серьезную долю в цене на лекарственные препараты занимает именно интенсивность продвижения и интенсивность затрат на маркетинг фармацевтическими компаниями. Помимо потребителей этот процесс могут стимулировать и участники рынка. Сейчас очень многие российские компании, понимая, что появился исторический шанс потеснить конкурентов, очень активно занимаются продвижением, в том числе стимулируют продажи своей продукции на уровне аптек. Опыт предыдущих кризисов на российском фармрынке и в российской экономике в целом как правило демонстрировал именно рост спроса на отечественную продукцию, но, конечно, до определенного предела.
Безусловно, есть позиции, которые мы заместить не можем или не можем сделать это быстро, поэтому будем вынуждены такие препараты закупать за рубежом. В этом нет ничего плохого, вопрос в целесообразности: что мы не можем делать самостоятельно, нужно закупать, что можем – нужно максимально пользоваться возможностями собственной фармпромышленности. Тем более, что финансово это оправдано.
Так что если говорить о прогнозах на будущее, скорее всего импорт в ближайшее время будет несколько проседать. Одновременно будет происходить наращивание активности отечественных производителей. По крайней мере, в первой половине текущего года все происходит именно в данной логике.
Что касается перспектив экспорта, думаю, с вакциной какие-то серьезные подвижки вряд ли возможны. Ситуация стабилизируется, и несмотря на текущий всплеск заболеваемости мы вряд ли увидим тот объем проблем, который фиксировался на ранних стадиях пандемии. Это не значит, что проблемы не могут возникнуть в будущем. Возможно появление новых мутаций коронавируса или других заболеваний, для которых потребуется появление новых мер вакцинопрофилактики. Тем не менее текущая активность в этом плане скорее всего будет снижаться. И, конечно, российский экспорт потребует других мер поддержки для активного развития. За счет одной вакцины вытянуть все это направление невозможно. Пока действий, которые предпринимают наши регуляторы, объективно недостаточно ни с точки зрения каких-то финансовых гарантий, ни с точки зрения развития каких-то институций.
БН: Есть ли у вас данные по объемам фальсификации на рынке лекарственных препаратов и медицинских изделий?
– Единственная структура, располагающая такими сведениями, – Росздравнадзор. Именно эта организация проводит контрольные мероприятия, собирает соответствующую статистику и имеет возможность ею оперировать. Ни Госдума, ни чиновник любого ранга, ни журналист, ни эксперт рынка, ни представитель какой-либо фармкомпании такими данными не располагают, они только могут сослаться на статистику, которую публикует Росздравнадзор. Судя по этим данным, на российском рынке объемы фальсифицированных или контрафактных лекарственных препаратов в легальной системе товародвижения близки к нулю, на уровне нескольких сотых процента. Одна из ключевых причин – очень серьезная, сложная и подверженная различным мерам контроля система доступа препаратов на российский рынок. Она одна из самых сложных если не в мире, то в Европе точно (в том числе у нас много требований, которые в Европе не предъявляются). За продажу фальсификата или контрафакта ужесточилась уголовная ответственность, что тоже отражается на показателях Росздравнадзора. Но эта – близкая к нулю – статистика актуальна для легального фармрынка.
БН: А нелегального?
– Это дискуссионный вопрос. Совершенно другая тема, когда человек осознанно ищет альтернативу легальной продукции и потреб-ляет ту, что попала на рынок нелегальным путём. Таких примеров очень много. Допустим, есть отдельные категории пациентов, которые не доверяют представленной в России продукции или считают, что, заказав товар в Германии, Израиле или какой-то другой стране, получат более качественный препарат. В этом случае, во-первых, человек не получает гарантии качества продукта. Во-вторых, сам по себе эффект от подобной покупки – даже если это продукт произведенный вполне легально, но не прошедший необходимых процедур в России, – как раз стремится к нулю, а риски зашкаливают.
Возникают и другие ситуации, которые не зависят от менталитета потребителя. Есть отдельные заболевания, по которым пока нет достаточного объема госгарантий, а лечение стоит дорого. Скажем, серьезная проблема у пациентов с гепатитом С. Лечение такие люди получают в ограниченном объеме и часто вынуждены обращаться к покупке препаратов-аналогов в той же Индии или Китае. Курс лечения оригинальным препаратом в России стоит порядка 1,5 млн рублей, а его дженерика – 40-50 тысяч рублей. Для многих это единственная возможность получить необходимую лекарственную помощь: человек сознательно берет на себя риски в отсутствии других вариантов.
Есть и третья история, когда люди приобретают препараты-дженерики с хорошим дисконтом. Это распространено в отношении тех же препаратов лечения эректильной дисфункции, широкого списка БАДов и т.д. В частности, ранее на российском рынке работал один известный интернет-магазин, который после начала кризиса опять-таки приостановил отгрузки в нашу страну. При этом он поставлял в Россию продукцию, не прошедшую необходимых мер контроля, причем нашел для этого схему, которая в целом не выходила за рамки правового поля (хотя это был очень пограничный вид бизнеса). Этот онлайн-продавец достиг на рынке таких объемов, что очень сильно повлиял на легальных продавцов такой продукции. Безусловно, многие игроки были рады его уходу.
Так что проблема фальсификации, во-первых, очень неоднозначна, и говорить, что это абсолютное зло, – не всегда правильно. Во-вторых, эта проблема в принципе преувеличена, потому что встретить подделку в легальном канале практически нереально. И, в-третьих, есть возможность сознательно потреблять контрафакт, и люди сознательно такой возможностью пользуются.
БН: Один из проектов вашей компании – перепись аптечных учреждений России? Что он собой представляет и о чем говорят результаты?
– Это адресная база аптек, которые работают в нашей стране в конкретный момент времени. Не просто существуют на бумаге, имеют лицензию и так далее, а работают – закупают и продают товар. Могу озвучить статистику за последние 4,5 года. По состоянию на 2019 год в России суммарно насчитывалось 68 855 аптечных учреждений. В 2020-ом началась пандемия, и число аптек сократилось. К примеру, не работали те, что находятся в торговых центрах. Ограничительные меры на этот вид деятельность не распространялись, однако даже если организовать отдельный вход в аптеку, расположенную в ТЦ, трафик посетителей падал до нуля. Держать такую точку в работоспособном состоянии нецелесообразно. В результате на конец 2020 года количество аптек сократилось до 67 335 единиц. Но, начиная с 2021 года, мы вернулись к нормальным тенденциям развития, и число вновь начало расти: по итогам года мы зафиксировали 71 851 реально работающих аптек. Процесс поступательный, и по итогам 1 квартала текущего года (на 1 апреля) работало уже 72 256 аптек. Понятно, в разных регионах ситуация разная, но факт есть факт: эта составляющая инфраструктуры российского рынка вернулась к поступательному развитию.
БН: Какие форматы работы аптек сегодня развиваются активнее?
– Конечно, расти могут себе позволить далеко не все работающие на рынке организации. Розничный рынок очень неоднороден, есть организации сетевые и несетевые, и вторые, конечно, находятся в более проигрышной позиции. Они практически не могут эффективно развиваться, к примеру, из-за ограниченных возможностей внешнего финансирования. Такие «одиночные» организации либо функционируют примерно в тех же параметрах, либо закрываются. За последние годы их число неуклонно сокращается.
Сетевой формат более устойчив: имеет возможность привлекать средства на развитие не только зарабатывая так называемую фронт-маржу – маржу за счет наценки на лекарственные препараты, но и так называемую бэк-маржу, которая формируется за счет различных платежей от других участников рынка. Не секрет, что аптечные учреждения занимаются продвижением лекарственных препаратов в виде приоритетных рекомендаций для потребителей, каких-то акций, выкладки товара на лучшие места на витринах и так далее. Это огромный пласт активности, приносящий аптекам серьезную прибыль. В некоторых случаях она даже превышает прибыль от наценки. Ещё несколько лет назад были даже прецеденты, когда отдельные препараты продавались аптеками с отрицательной наценкой, то есть дешевле, чем приобретались у дистрибьюторов. Такое возможно именно за счет получения маркетинговых платежей.
Есть еще госсегмент – аптечные сети и отдельные аптечные учреждения, которые находятся в госсобственности. Это немного странное образование на российском рынке, которое в большинстве регионов нашей страны, к сожалению, работает в режиме «жизни под капельницей» и самостоятельно функционировать не может. Только при постоянном субсидировании со стороны государства, причем это субсидирование необязательно в виде прямых финансовых вложений, часто такие организации пользуются льготами по аренде, какими-то другими преференциями. И главное, у государства фактически отсутствует как таковая единая стратегия по будущему развитию таких структур. Есть регионы, где такие организации вполне хорошо себя чувствуют и работают на рыночных принципах. Но есть, к сожалению, примеры, где они дотационные и с очень большим скрипом выполняют свои социальные функции, а экономические не выполняют практически от слова «совсем».
Но, конечно, наличие какой-то физической инфраструктуры – это лишь часть общих тенденций развития. Сейчас основная задача, связанная с развитием аптечного рынка, касается онлайн-формата, это тоже тема для отдельного большого разговора. Онлайн-формат у нас сегодня существует в половинчатом виде. Действует запрет на продажу рецептурных препаратов дистанционно, поэтому с одной стороны онлайн-формат активно развивается, в том числе забирает потребителей из офлайн-канала, с другой – развивается не столь интенсивно, как это могло бы быть. И второе имеет определенные социальные последствия, потому что для значительной категории потребителей онлайн-продажи рецептурных лекарств необходимы. Это касается не только маломобильных категорий граждан или пожилых людей, но и, к примеру, беременных, кормящих матерей, многодетных семей, больных, для которых физический поход в аптеку сопряжен с определенными сложностями. Сейчас они доступа к такой услуге лишены. Это достаточно серьезная проблема, которую государство не решает уже много лет.
БН: В Госдуму внесен законопроект, согласно которому в регионах предлагается провести эксперимент по онлайн-продаже рецептурных лекарств...
– И он почему-то рассчитан на 3 года. За 3 года можно 20 заводов построить на территории России, а тут мусолится онлайн-продажа. Проект можно запустить по росчерку пера, и буквально «завтра» такие организации начнут работать, тем более что все технологии для этого уже созданы. Понятно, что на этой теме сталкивается большое количество интересов, и развитие этого сегмента тормозится сознательно. Тем не менее, повторюсь, этот сегмент активно развивается и отнимает потребителей оффлайн-формата. Пока на развитии базовой инфраструктуры «на земле» по большому счету это не отразилось. И здесь надо понимать, что функционирование онлайн-формата невозможно без наличия наземной инфраструктуры: точек самовывоза, складских мощностей и так далее. Одно без другого работать не может.
БН: Если говорить про Кировскую область, у нас по ощущениям число аптек растет. На сегодня, по вашим оценкам, рынок аптек насыщен или стоит ожидать его расширения?
– По Кировской области тенденция такая же, как и по стране: число аптек наступательно растет. По состоянию на 1 апреля 2022 года в регионе суммарно работали 738 аптечных учреждений, на эту же дату 2021-го – 684. Рост достаточно серьезный. И вызван в том числе текущим состоянием инфраструктуры: очевидно, что ее не хватает для покрытия потребностей потребителей региона. Если бы произошло насыщение, этот процесс либо приостановился, либо развернулся в обратную сторону.
Если в целом говорить о том, насыщен ли рынок, наверное, он близок к насыщению. Очевидно, что колоссальных перспектив развития спроса нет, поэтому рынок будет стремиться к тенденции экономного потребления. По крайней мере, до тех пор, пока доходы населения не начнут уверенно расти. Ожидать в таких условиях колоссального развития базовой инфраструктуры в виде открытия новых аптек, наверное, не приходится.
БН: Потребитель все равно тратит и будет тратить деньги на здоровье...
– Да, и на покупку всевозможных лекарственных препаратов расходует достаточно серьезные деньги. Тем более аптека – это не только точка продажи лекарственных препаратов, здесь реализуются БАДы, косметические средства, медицинские изделия и так далее – обширный ассортимент. И размер средств, которые потребитель тратит на здоровье, в последние годы растет. И даже несмотря на какие-то экономические пертурбации, он продолжит это делать. С оговорками на экономическую ситуацию, но продолжит.
БН: Как в целом оцениваете перспективы развития индустрии?
– Они вполне уверенные. Фармрынок, как я уже говорил, не находится под каким-то масштабным санкционированным давлением, хотя отдельные попытки вовлечь игроков в эту политику присутствуют. Но глобально он остается в стороне. То, что люди в любом случае будут болеть и будут вынуждены лечиться, – это факт. Думаю, этот рынок продолжит развиваться с точки зрения затрат потребителей. Определенные моменты, связанные с замещением импортных препаратов, перераспределением продаж через разные каналы (тот же переток из офлайна в онлайн), конечно, тоже будут присутствовать. Но глобальное развитие мы можем прогнозировать только в поступательном режиме. В этом плане прогноз абсолютно точно позитивный.
– Зависит достаточно сильно. Эта зависимость касается не только фармацевтического сырья, фармсубстанций, она шире: связана с необходимостью закупки производственного, аналитического оборудования, вспомогательных веществ, необходимых для производства, комплектующих, к примеру, фольги, краски, картона, отдельных упаковочных материалов – пробок, флаконов, шприцов и так далее. Для разных препаратов эта зависимость разная, и уровень критичности для российской системы здравоохранения и фармпромышленности тоже разный.
Когда производитель имеет возможность купить комплектующие для производства своей продукции у 50 разных поставщиков, наверное, это не является проблемой: «отвалится» один – всегда найдется замена. Другое дело, когда «выпадают» поставщики, которых заменить сложно или невозможно. Такие ситуации тоже есть, поэтому вопрос развития собственных компетенций в фармацевтической промышленности не праздный. Ситуации могут быть любыми, не только связанными с санкционным давлением. Наши зарубежные партнеры тоже живут не в идеальном мире, у них могут случиться аварии, кто-то что-то может напутать, линия или весь завод может остановиться на профилактику, еще что-то. Много чего может произойти, и, конечно, по критически важным позициям необходимо обеспечивать себя самостоятельно. Именно на это и должна быть рассчитана стратегия развития фармпромышленности и системы здравоохранения.
БН: Есть ли понимание, на сколько за последние месяцы Россия смогла избавиться от зависимости от импортных составляющих?
– К сожалению, о каком-то колоссальном снижении зависимости от импортных комплектующих, сырья и веществ пока говорить не приходится: прошел слишком короткий период времени. Запустить новый завод, который производит даже простой картон необходимого качества, – эта работа не 2-3 месяцев. Учитывая, что таких комплектующих нужно очень много и самых разнообразных, подвижки в экспресс-формате практически невозможны. Однако сейчас происходит очень важный процесс переориентации российской фармпромышленности с европейского направления на азиатское. Он и так последние годы происходил в относительно вялотекущем режиме, но сейчас появилось огромное количество ограничений, не позволяющих нам нормально работать с Европой, хотя это ближайший для нас с точки зрения географии рынок. Понятно, что Россия граничит и с Китаем, но вопрос в том, что основной фармпром сосредоточен все-таки в европейской части. И сейчас происходит переориентация на других поставщиков. Это отчасти болезненный процесс, но необходимый российской фармпромышленности. Думаю, основной период в этом отношении уже пройден. Задачи в целом решены, и сейчас этот процесс не то чтобы близок к завершению (он может продолжаться практически бесконечно), но основной набор критически важных комплектующих уже переориентирован на альтернативы.
Что касается конкретно фармсубстанций или сырья, в этом отношении у нас был и остается основным поставщиком Китай. И это касается не только потребностей российских компаний, Китай – один из основных поставщиков фармсырья химической природы в общемировом масштабе. Есть еще биотех, его производят разные центры, в том числе в Европе, есть серьезные компетенции в отношении биотехнологий и в России. Тем не менее именно Китай остается одним из крупнейших поставщиков фармсырья. Сейчас его роль в этом отношении только возрастает, особенно с учетом ограничений по логистике.
БН: По каким направлениям мы сегодня смогли перестроиться и начать выпускать отечественную продукцию или делать это с минимальной долей импортных составляющих?
– В первую очередь, очень важно закрыть критически важные позиции по сырью, потому что отдельные наименования лекарственных препаратов – это сфера с очень серьезной монополией: технологии доступны очень ограниченному кругу стран. Конечно, такие производители-поставщики либо диктуют цену на свою продукцию, либо могут ограничивать поставки. Хотя в целом система здравоохранения, медицина, как правило, находится вне мер санкционного давления. Тем не менее, даже как показывает текущий кризис, определенные попытки наши европейские и американские партнеры предпринимают, и надо быть готовым к разным сценариям.
С точки зрения выпуска сырья за последние лет 10 в России сделано многое. Есть отдельные, очень важные для системы здравоохранения наименования, которые мы сейчас можем производить самостоятельно. Понятно, что это происходит тоже с вовлечением определенной доли импортных составляющих, но основное – фармацевтическую субстанцию – имеем возможность делать сами. Например, инсулин, который могут производить в Питере, вакцины (их делает целый ряд производителей), различные моноклональные антитела, которые используются при лечении онкологических, аутоимунных и ряда других сложных заболеваний. Нельзя сказать, что российские компании в этом отношении уникальны, однако этот опыт ограничен: количество игроков в мире, которые умеют подобными технологиями оперировать и обладают компетенциями, исчисляется единицами. Это стало возможно в том числе за счет реализации «Стратегии развития фармацевтической промышленности» в нашей стране. Хотя при всех достигнутых успехах объективно этого мало, чтобы закрыть потребности системы здравоохранения даже по критически важным позициям. Тем не менее проблема решается и позитивные движения есть.
Хотя от регуляторов очень не хватает целого ряда стимулирующих мер, которые помогли бы этот процесс проводить более интенсивно. К сожалению, эта тема пока дискутируется. Вокруг нее сталкивается очень много интересов. Понятно, что европейские и американские партнеры защищают свои интересы любой ценой. И часто их приходится двигать, чтобы отдать приоритет отечественным компаниям-разработчикам, которые имеют возможность самостоятельно производить те или иные молекулы. Этот процесс болезненный, но он идет. Впрочем, это тема для отдельного большого разговора.
БН: Что происходит на рынке клинических исследований?
– Значительное количество клинисследований, которые проводились в России, были инициированы иностранными компаниями-разработчиками. После старта санкционного давления на нашу страну ряд достаточно крупных иностранных компаний объявили о приостановке клиники в России.
Надо понимать, что эти решения связаны не столько с желанием «насолить» нам как стране, которая находится под санкционным давлением, сколько с объективными ограничениями, которые спровоцировали эти санкции. В частности, запрет на авиасообщение с Европой. Специфика клинисследований такова, что часто – проводя исследование в России – необходимо собирать образцы биоматериалов и отправлять их в европейские лаборатории для проведения анализа. Так что озвученные иностранными компаниями-разработчиками решения носят технический характер, связаны с неудобствами и сложностями при организации этого процесса.
БН: А каковы последствия для нас?
– В краткосрочной перспективе такие ограничения всё же коснутся небольшого числа людей – тех, кто вовлечены в эти исследования. В этом тоже нет ничего хорошего, потому что такие люди просто не получат лечение, которое могло бы им помочь. Игнорировать данный факт, конечно, нельзя.
Но если рассуждать глобально, для системы здравоохранения такие решения серьезных последствий иметь не будут, по крайней мере, в краткосрочной перспективе. Что касается долгосрочной – без проведения клиники получить доступ на российский рынок иностранные компании скорее всего не смогут либо сроки выхода серьёзно отодвинутся. Это очень неприятные последствия для самих компаний-разработчиков, потому что рынок России крупный и услуга по проведению клинических исследований у нас на очень высоком уровне с технической, качественной и ценовой точки зрения. Кроме этого, сейчас центры разработки новых препаратов находятся не только в Европе, огромную работу в этом плане проводит Азия, Латинская Америка, те же Бразилия, Китай, Корея и другие. Приостановка клинисследований со стороны европейских компаний с высокой вероятностью приведет к тому, что интерес к отечественному рынку начнут проявлять разработчики альтернативных продуктов. Причём это могут быть не прямые аналоги того, что планировали выводить европейцы, но препараты того же терапевтического класса. Когда такой аналог на рынке появится, европейцам с высокой вероятностью здесь будет делать уже нечего.
БН: Велика ли доля иностранных игроков, которые после введения санкций прекратили сотрудничество с Россией? И какова вероятность их возвращения?
– Есть компании, принявшие решение остановить поставки отдельных препаратов, но их единицы. Из числа производителей лекарственных средств навскидку назову двух. Это «Эли Лилли», которая приняла решение не поставлять «Сиалис» – препарат для лечения эректильной дисфункции. Но, во-первых, это не социально значимый препарат. Во-вторых, на российском рынке у него к моменту ухода присутствовало 14 аналогов как российских, так и зарубежных. Потребитель по большому счету исчезновения этого продукта даже не заметил, хотя тот занимал достаточно весомую долю и позиционировался как премиальный. После завершения остатков в рознице таким премиальным продуктом станет другой, и потребители спокойно на него переключатся. Еще пример – поставки «Ботокса», который производит «Аллерган». У него на российском рынке также есть как иностранные, так и российские аналоги, причем в нашей стране сразу две компании выпускают альтернативы. Конечно, это может иметь некоторые ментальные неудобства, но не более того.
Еще есть отказы по поставкам гигиенической продукции, в частности, компания «Джонсон и Джонсон» прекратила поставки отдельных средств женской гигиены. Их долю сейчас с удовольствием «доедают» конкуренты, которых достаточно много. Все-таки это не та продукция, которая требует каких-то ноу-хау или сверхсложных технологий. Ценность всех продуктов, о которых я сказал, по большому счету – это сильные бренды, которые последовательно развивались, занимали весомую долю в умах специалистов и потребителей. Сейчас эти бренды по факту отказались от сделанных вложений, а это очень крупные суммы. Глобальных последствий для рынка от ухода этих игроков не произойдет. А вероятность возвращения этих брендов в Россию, если, конечно, они не сделают это в ближайшие месяцы, будет стремиться к нулю.
БН: Все-таки уход иностранных компаний связан не столько с экономической, сколько с политической повесткой?
– Большинство действительно принимали решение об уходе под давлением политической повестки. Если бы это решение зависело от российских офисов, никто бы на такие меры не решился, потому что, кроме потерь, в этом нет никакого здравого смысла. Все представленные в России компании наоборот всеми силами пытаются свои позиции сохранить и воздержаться от ухода. Другое дело, что это не всегда возможно чисто технически. Скажем, в рамках санкций прекратили работу контейнерные линии, которые поставляли продукцию на территорию России по морю. Как ни странно, от этого больше всего пострадали индийские поставщики. Казалось бы, при чем здесь Индия? Все просто: эта страна не имеет собственного развитого контейнерного флота, в основном они пользовались услугами европейских компаний. Европейцы сказали «нет», китайцы отдают приоритет собственным производителям. В результате Индия оказалась в сложной ситуации, и сейчас поставки индийских фармсубстанций и лекарственных препаратов очень серьезно просели. Они сейчас пытаются выстроить работу через третьи страны – заводят товар в Турцию, Финляндию, оттуда пытаются отгружать в Россию. Это удлиняет и удорожает цепочку. Тем не менее основной пул компаний-поставщиков остался прежним. С точки зрения готовых лекарственных препаратов наш основной торгово-экономический партнер – Германия. Оттуда поставки идут примерно в тех же объемах, которые были до начала кризиса.
БН: Как за последнее время изменилась динамика экспорта и импорта лекарственных препаратов? Какие прогнозы вашей компании на этот счет?
– По экспорту я не располагаю оперативными данными за текущий год, этот блок у нас еще в работе. Но предполагаю, что показатели будут значительно хуже прошлогодних. В 2021 году значительные объемы вакцины (прежде всего «Спутника») поставлялись на экспорт, сейчас в связи с более-менее стабильной ситуацией по заболеваемости (по крайней мере, в первой половине 2022 года), скорее всего эти объемы экспортных поставок серьезно просядут.
По импорту – если говорим конкретно про лекарственные препараты и готовые лекарственные формы – мы фиксируем разнонаправленную динамику в отношении денежного и натурального объема. Денежный серьезно повысился – в пределах 8,7%. Натуральный достаточно серьезно сократился – в пределах 10%. Такая разница прежде всего происходит из-за роста цен, на которых сильно сказывается логистика: она закладывается в стоимость.
Натуральные объемы сокращаются прежде всего за счет выпадения отдельных поставок (я уже говорил про Индию). В то же время активно идет процесс импортозамещения. И потребитель переключается на отечественную продукцию, что опять же связано с экономическими причинами. Доходы у населения не растут, а многие российские аналоги в среднем в 2,5-3 раза дешевле, чем иностранные продукты. Если раньше с этим можно было мириться, обосновывая какими-то вопросами имиджа, большего доверия и так далее, то сейчас потребитель понимает, что по большому счету разницы нет. Он в три раза дороже платит за маркетинг, потому что очень серьезную долю в цене на лекарственные препараты занимает именно интенсивность продвижения и интенсивность затрат на маркетинг фармацевтическими компаниями. Помимо потребителей этот процесс могут стимулировать и участники рынка. Сейчас очень многие российские компании, понимая, что появился исторический шанс потеснить конкурентов, очень активно занимаются продвижением, в том числе стимулируют продажи своей продукции на уровне аптек. Опыт предыдущих кризисов на российском фармрынке и в российской экономике в целом как правило демонстрировал именно рост спроса на отечественную продукцию, но, конечно, до определенного предела.
Безусловно, есть позиции, которые мы заместить не можем или не можем сделать это быстро, поэтому будем вынуждены такие препараты закупать за рубежом. В этом нет ничего плохого, вопрос в целесообразности: что мы не можем делать самостоятельно, нужно закупать, что можем – нужно максимально пользоваться возможностями собственной фармпромышленности. Тем более, что финансово это оправдано.
Так что если говорить о прогнозах на будущее, скорее всего импорт в ближайшее время будет несколько проседать. Одновременно будет происходить наращивание активности отечественных производителей. По крайней мере, в первой половине текущего года все происходит именно в данной логике.
Что касается перспектив экспорта, думаю, с вакциной какие-то серьезные подвижки вряд ли возможны. Ситуация стабилизируется, и несмотря на текущий всплеск заболеваемости мы вряд ли увидим тот объем проблем, который фиксировался на ранних стадиях пандемии. Это не значит, что проблемы не могут возникнуть в будущем. Возможно появление новых мутаций коронавируса или других заболеваний, для которых потребуется появление новых мер вакцинопрофилактики. Тем не менее текущая активность в этом плане скорее всего будет снижаться. И, конечно, российский экспорт потребует других мер поддержки для активного развития. За счет одной вакцины вытянуть все это направление невозможно. Пока действий, которые предпринимают наши регуляторы, объективно недостаточно ни с точки зрения каких-то финансовых гарантий, ни с точки зрения развития каких-то институций.
БН: Есть ли у вас данные по объемам фальсификации на рынке лекарственных препаратов и медицинских изделий?
– Единственная структура, располагающая такими сведениями, – Росздравнадзор. Именно эта организация проводит контрольные мероприятия, собирает соответствующую статистику и имеет возможность ею оперировать. Ни Госдума, ни чиновник любого ранга, ни журналист, ни эксперт рынка, ни представитель какой-либо фармкомпании такими данными не располагают, они только могут сослаться на статистику, которую публикует Росздравнадзор. Судя по этим данным, на российском рынке объемы фальсифицированных или контрафактных лекарственных препаратов в легальной системе товародвижения близки к нулю, на уровне нескольких сотых процента. Одна из ключевых причин – очень серьезная, сложная и подверженная различным мерам контроля система доступа препаратов на российский рынок. Она одна из самых сложных если не в мире, то в Европе точно (в том числе у нас много требований, которые в Европе не предъявляются). За продажу фальсификата или контрафакта ужесточилась уголовная ответственность, что тоже отражается на показателях Росздравнадзора. Но эта – близкая к нулю – статистика актуальна для легального фармрынка.
БН: А нелегального?
– Это дискуссионный вопрос. Совершенно другая тема, когда человек осознанно ищет альтернативу легальной продукции и потреб-ляет ту, что попала на рынок нелегальным путём. Таких примеров очень много. Допустим, есть отдельные категории пациентов, которые не доверяют представленной в России продукции или считают, что, заказав товар в Германии, Израиле или какой-то другой стране, получат более качественный препарат. В этом случае, во-первых, человек не получает гарантии качества продукта. Во-вторых, сам по себе эффект от подобной покупки – даже если это продукт произведенный вполне легально, но не прошедший необходимых процедур в России, – как раз стремится к нулю, а риски зашкаливают.
Возникают и другие ситуации, которые не зависят от менталитета потребителя. Есть отдельные заболевания, по которым пока нет достаточного объема госгарантий, а лечение стоит дорого. Скажем, серьезная проблема у пациентов с гепатитом С. Лечение такие люди получают в ограниченном объеме и часто вынуждены обращаться к покупке препаратов-аналогов в той же Индии или Китае. Курс лечения оригинальным препаратом в России стоит порядка 1,5 млн рублей, а его дженерика – 40-50 тысяч рублей. Для многих это единственная возможность получить необходимую лекарственную помощь: человек сознательно берет на себя риски в отсутствии других вариантов.
Есть и третья история, когда люди приобретают препараты-дженерики с хорошим дисконтом. Это распространено в отношении тех же препаратов лечения эректильной дисфункции, широкого списка БАДов и т.д. В частности, ранее на российском рынке работал один известный интернет-магазин, который после начала кризиса опять-таки приостановил отгрузки в нашу страну. При этом он поставлял в Россию продукцию, не прошедшую необходимых мер контроля, причем нашел для этого схему, которая в целом не выходила за рамки правового поля (хотя это был очень пограничный вид бизнеса). Этот онлайн-продавец достиг на рынке таких объемов, что очень сильно повлиял на легальных продавцов такой продукции. Безусловно, многие игроки были рады его уходу.
Так что проблема фальсификации, во-первых, очень неоднозначна, и говорить, что это абсолютное зло, – не всегда правильно. Во-вторых, эта проблема в принципе преувеличена, потому что встретить подделку в легальном канале практически нереально. И, в-третьих, есть возможность сознательно потреблять контрафакт, и люди сознательно такой возможностью пользуются.
БН: Один из проектов вашей компании – перепись аптечных учреждений России? Что он собой представляет и о чем говорят результаты?
– Это адресная база аптек, которые работают в нашей стране в конкретный момент времени. Не просто существуют на бумаге, имеют лицензию и так далее, а работают – закупают и продают товар. Могу озвучить статистику за последние 4,5 года. По состоянию на 2019 год в России суммарно насчитывалось 68 855 аптечных учреждений. В 2020-ом началась пандемия, и число аптек сократилось. К примеру, не работали те, что находятся в торговых центрах. Ограничительные меры на этот вид деятельность не распространялись, однако даже если организовать отдельный вход в аптеку, расположенную в ТЦ, трафик посетителей падал до нуля. Держать такую точку в работоспособном состоянии нецелесообразно. В результате на конец 2020 года количество аптек сократилось до 67 335 единиц. Но, начиная с 2021 года, мы вернулись к нормальным тенденциям развития, и число вновь начало расти: по итогам года мы зафиксировали 71 851 реально работающих аптек. Процесс поступательный, и по итогам 1 квартала текущего года (на 1 апреля) работало уже 72 256 аптек. Понятно, в разных регионах ситуация разная, но факт есть факт: эта составляющая инфраструктуры российского рынка вернулась к поступательному развитию.
БН: Какие форматы работы аптек сегодня развиваются активнее?
– Конечно, расти могут себе позволить далеко не все работающие на рынке организации. Розничный рынок очень неоднороден, есть организации сетевые и несетевые, и вторые, конечно, находятся в более проигрышной позиции. Они практически не могут эффективно развиваться, к примеру, из-за ограниченных возможностей внешнего финансирования. Такие «одиночные» организации либо функционируют примерно в тех же параметрах, либо закрываются. За последние годы их число неуклонно сокращается.
Сетевой формат более устойчив: имеет возможность привлекать средства на развитие не только зарабатывая так называемую фронт-маржу – маржу за счет наценки на лекарственные препараты, но и так называемую бэк-маржу, которая формируется за счет различных платежей от других участников рынка. Не секрет, что аптечные учреждения занимаются продвижением лекарственных препаратов в виде приоритетных рекомендаций для потребителей, каких-то акций, выкладки товара на лучшие места на витринах и так далее. Это огромный пласт активности, приносящий аптекам серьезную прибыль. В некоторых случаях она даже превышает прибыль от наценки. Ещё несколько лет назад были даже прецеденты, когда отдельные препараты продавались аптеками с отрицательной наценкой, то есть дешевле, чем приобретались у дистрибьюторов. Такое возможно именно за счет получения маркетинговых платежей.
Есть еще госсегмент – аптечные сети и отдельные аптечные учреждения, которые находятся в госсобственности. Это немного странное образование на российском рынке, которое в большинстве регионов нашей страны, к сожалению, работает в режиме «жизни под капельницей» и самостоятельно функционировать не может. Только при постоянном субсидировании со стороны государства, причем это субсидирование необязательно в виде прямых финансовых вложений, часто такие организации пользуются льготами по аренде, какими-то другими преференциями. И главное, у государства фактически отсутствует как таковая единая стратегия по будущему развитию таких структур. Есть регионы, где такие организации вполне хорошо себя чувствуют и работают на рыночных принципах. Но есть, к сожалению, примеры, где они дотационные и с очень большим скрипом выполняют свои социальные функции, а экономические не выполняют практически от слова «совсем».
Но, конечно, наличие какой-то физической инфраструктуры – это лишь часть общих тенденций развития. Сейчас основная задача, связанная с развитием аптечного рынка, касается онлайн-формата, это тоже тема для отдельного большого разговора. Онлайн-формат у нас сегодня существует в половинчатом виде. Действует запрет на продажу рецептурных препаратов дистанционно, поэтому с одной стороны онлайн-формат активно развивается, в том числе забирает потребителей из офлайн-канала, с другой – развивается не столь интенсивно, как это могло бы быть. И второе имеет определенные социальные последствия, потому что для значительной категории потребителей онлайн-продажи рецептурных лекарств необходимы. Это касается не только маломобильных категорий граждан или пожилых людей, но и, к примеру, беременных, кормящих матерей, многодетных семей, больных, для которых физический поход в аптеку сопряжен с определенными сложностями. Сейчас они доступа к такой услуге лишены. Это достаточно серьезная проблема, которую государство не решает уже много лет.
БН: В Госдуму внесен законопроект, согласно которому в регионах предлагается провести эксперимент по онлайн-продаже рецептурных лекарств...
– И он почему-то рассчитан на 3 года. За 3 года можно 20 заводов построить на территории России, а тут мусолится онлайн-продажа. Проект можно запустить по росчерку пера, и буквально «завтра» такие организации начнут работать, тем более что все технологии для этого уже созданы. Понятно, что на этой теме сталкивается большое количество интересов, и развитие этого сегмента тормозится сознательно. Тем не менее, повторюсь, этот сегмент активно развивается и отнимает потребителей оффлайн-формата. Пока на развитии базовой инфраструктуры «на земле» по большому счету это не отразилось. И здесь надо понимать, что функционирование онлайн-формата невозможно без наличия наземной инфраструктуры: точек самовывоза, складских мощностей и так далее. Одно без другого работать не может.
БН: Если говорить про Кировскую область, у нас по ощущениям число аптек растет. На сегодня, по вашим оценкам, рынок аптек насыщен или стоит ожидать его расширения?
– По Кировской области тенденция такая же, как и по стране: число аптек наступательно растет. По состоянию на 1 апреля 2022 года в регионе суммарно работали 738 аптечных учреждений, на эту же дату 2021-го – 684. Рост достаточно серьезный. И вызван в том числе текущим состоянием инфраструктуры: очевидно, что ее не хватает для покрытия потребностей потребителей региона. Если бы произошло насыщение, этот процесс либо приостановился, либо развернулся в обратную сторону.
Если в целом говорить о том, насыщен ли рынок, наверное, он близок к насыщению. Очевидно, что колоссальных перспектив развития спроса нет, поэтому рынок будет стремиться к тенденции экономного потребления. По крайней мере, до тех пор, пока доходы населения не начнут уверенно расти. Ожидать в таких условиях колоссального развития базовой инфраструктуры в виде открытия новых аптек, наверное, не приходится.
БН: Потребитель все равно тратит и будет тратить деньги на здоровье...
– Да, и на покупку всевозможных лекарственных препаратов расходует достаточно серьезные деньги. Тем более аптека – это не только точка продажи лекарственных препаратов, здесь реализуются БАДы, косметические средства, медицинские изделия и так далее – обширный ассортимент. И размер средств, которые потребитель тратит на здоровье, в последние годы растет. И даже несмотря на какие-то экономические пертурбации, он продолжит это делать. С оговорками на экономическую ситуацию, но продолжит.
БН: Как в целом оцениваете перспективы развития индустрии?
– Они вполне уверенные. Фармрынок, как я уже говорил, не находится под каким-то масштабным санкционированным давлением, хотя отдельные попытки вовлечь игроков в эту политику присутствуют. Но глобально он остается в стороне. То, что люди в любом случае будут болеть и будут вынуждены лечиться, – это факт. Думаю, этот рынок продолжит развиваться с точки зрения затрат потребителей. Определенные моменты, связанные с замещением импортных препаратов, перераспределением продаж через разные каналы (тот же переток из офлайна в онлайн), конечно, тоже будут присутствовать. Но глобальное развитие мы можем прогнозировать только в поступательном режиме. В этом плане прогноз абсолютно точно позитивный.
