Три брата
Какими были в обычной жизни вятский архитектор Иван Аполлонович Чарушин и два его брата и почему реалист Юферев не находил в доме Чарушиных «простоты отношения»?
Какими были в обычной жизни вятский архитектор Иван Аполлонович Чарушин и два его брата и почему реалист Юферев не находил в доме Чарушиных «простоты отношения»? О знаменитом архитекторе и его семье пишет в своих воспоминаниях уроженец г. Орлова ученый-агроном Вячеслав Юферев.
Окончание. Начало в № 7
Среди сливок вятского общества
«В начале моего пребывания в Вятке здесь была только одна родственная семья — Хорошавины. Затем в Вятке же обосновался младший сын Екатерины Львовны Чарушиной, брат Юлии Аполлоновны — Иван Аполлонович Чарушин. Он за предыдущие годы окончил Академию художеств в тогдашнем Петербурге, по окончании был назначен на Сахалин на должность сахалинского архитектора. Отбыв там положенное время, вернулся в Вятку и устроился здесь в качестве губернского архитектора. На Сахалине он женился, жена родила ему дочку – Катю, а сама вскоре на Сахалине же умерла от туберкулеза. Вот он и приехал с совсем маленькой девочкой, по-видимому, по второму году, в самый разгар зимы к Хорошавиным. С ними была взята с Сахалина нянька. Ехали они морем на Одессу, а затем по железной дороге.
К самой же Вятке подъехали уже на двух тройках, т.к. Иван Аполлонович вез с собой много багажа. По пути в портовых городах Китая, Индии он накупил много диковинных вещей, и мы впоследствии, когда он устроился с квартирой, не уставали любоваться и восторгаться различными удивительными ракушками, китайскими изделиями и множеством всяких других вещей. Девочку, несмотря на ее младенческий возраст, он довез благополучно. Иван Аполлонович вскоре женился, и появился в Вятке еще один родственный дом.
Заработки у Ивана Аполлоновича были хорошие, да и с Сахалина он, по-видимому, привез кое-какие деньжонки, поэтому через недолгий промежуток времени он купил каменный дом с большим садом. В парадных комнатах во множестве были размещены вывезенные заграничные диковинки. Но в этом доме, хотя он и был родственным, не было той простоты отношений, как у Хорошавиных. Иван Аполлонович, хотя и плебей по происхождению, стремился вращаться среди сливок вятского общества. Он был принят у губернатора. Губернаторша нашла и сосватала ему невесту. Заказчиками на постройку церквей по губернии были разные протоиереи и благочинные. Чтобы принимать их, нужно было держать фасон.
Когда Иван Аполлонович еще не был женат, к нему на продолжительное время пожить и поруководить хозяйством приезжала его мать Екатерина Львовна. Тогда нас, молодое поколение, звали к ним пить чай, чем Иван Аполлонович, по-видимому, не весьма бывал доволен. В последних классах я у него немножко работал по выполнению различных чертежей, он за эту работу платил мне небольшие деньги».
В кругу земцев
«Старший из братьев Чарушиных, Николай Аполлонович, еще во времена своего студенчества в Петербурге был в 1873 году арестован за принадлежность к группе чайковцев. Четыре года он пробыл в крепости, а затем после суда его сослали в Сибирь на каторгу на рудники на Каре. Потом он был переведен на поселение. Вместе с ним туда же в Сибирь отправилась и Анна Дмитриевна Кувшинская. На поселении Николаю Аполлоновичу помогли завести фотографию и он этим существовал. По отбытии срока Николай Аполлонович в 1895 г. вернулся в Вятку. Здесь он одно время работал страховым агентом губернского земства, а затем был редактором вновь основанной прогрессивной газеты «Вятский край». У них в доме собирались некоторые политические деятели, земцы.
Приезжала однажды «бабушка русской революции» Брешко-Брешковская, помню фамилию Потресова.Я реалистом изредка бывал у них, но чувствовал себя среди таких умных людей довольно стесненно и, конечно, ни в какие разговоры не вступал. У Николая Аполлоновича было два сына — Леонид и Владимир, оба моложе меня.Третий брат — Аркадий Аполлонович Чарушин — жил в Петербурге. Здесь он служил в Переселенческом управлении в качестве чиновника особых поручений».
Три характера
«Три брата Чарушиных имели совершенно разные характеры. Старший Николай Аполлонович, обосновавшись после окончания ссылки в Вятке, оказался в центре местных прогрессивных деятелей, главным образом, земцев. У него бывали зав. статистическим бюро губернского земства А.А. Гурьев, зав. книжным складом Ложкин, зав. дорожным отделом Шестопалов, Ванеев, Кугушев, Лосева, Ватбольский, зав. кустарным складом М.П. Бородин, губернский техник Д.П. Бирюков. Последние два даже жили у Чарушиных. Сам Николай Аполлонович, безусловно умный, образованный человек, был в то же время как-то суховат. Сидишь, бывало, с ним и не знаешь, о чем говорить, становится неловко.Средний — Аркадий Аполлонович — в первый период моего общения с ним был до мозга костей чиновником, ретроградом.
Он выписывал суворинское «Новое время» и во время утреннего чая досконально его прочитывал. Приезжая в Орлов, наводил здесь фасон, щеголяя своими костюмами, держался высокомерно. От моего приятеля Отрыганьева он получил кличку «дядя министр». В Петербурге Аркадий Аполлонович также все время старался не уронить своего достоинства — в театр находил возможным ходить только в партер, ничуть не выше. Но, с другой стороны, с Аркадием Аполлоновичем поговорить было интересно. По натуре он был живой человек, с готовностью откликался на задаваемые ему вопросы, старался разрешать их по мере имеющегося у него объема знаний и сведений. Но усвоенный им чиновничье-бюрократический стиль жизни и воззрений, ориентированный на «Новое время», ограничивал его умственные горизонты.
Он ничего не читал, библиотеками не пользовался, книг не покупал, журналов не выписывал. Ознакомившись после его смерти с имевшимся у него книжным фондом, я обнаружил только собрание сочинений Мопассана и юбилейное издание, относящееся к деятельности министерства внутренних дел. Вот и все. Отсюда следует заметить, что Аркадий Аполлонович довольствовался в своей жизни тем объемом сведений, которые он мог воспринимать от своих знакомых, в первую очередь, от департаментских чиновников.
Аркадий Аполлонович был человеком общительным, легко сходился с людьми. Но в домашней жизни он жил, как, пожалуй, большинство петербургских обывателей, довольно замкнуто.Младший брат — Иван Аполлонович — не был наделен особенным умом, круг его познаний ограничивался его специальностью — архитектурой, но, вместе с тем он был ловким человеком, умел приспосабливаться к жизни, к людям. Близкие ему люди, в особенности из родни, считали его милым, добрым человеком. Они ошибались, это была лишь личина, в душе он был искательным человеком, черствым, холодным. По приезде в Вятку постарался проникнуть в окружение губернатора, бывал у пароходчика Булычева».